Истерия СССР (Семашко, Немоляев) - страница 59

Атомный ледокол «Липецк»

26 сентября 1958 года Карпенко приступил к работе и в 12.00 нанес первый удар ломом — льдина раскололась надвое. Однако уже при втором ударе случилось непоправимое. Карпенко попал в только что образовавшийся проем и силой инерции его вместе с ломом затянуло под лед.

Впоследствии трагическую судьбу Сергея Карпенко разделили еще несколько ледорубов.

После этой череды катастроф, смертей, зачастую случайных и нелепых, было решено сделать труд ледоруба — труд действительно тяжелый — максимально безопасным и, по возможности, комфортным.

Новая бригада ледорубов, сформированная в соответствии с этими возросшими требованиями, вошла в состав экипажа третьего атомного ледокола «Бонч-Бруевич». Бригада двигалась по льду впереди ледокола, крайне редко поднимаясь на борт, поскольку была обеспечена всем необходимым: в распоряжении каждого имелись лопата, скребок, лом, а также определенный запас продовольствия. Конечно же, массу и длину лома, предоставленного каждому ледорубу, нельзя было сравнивать с параметрами того лома, который использовал Сергей Карпенко. Вполне естественно, что возросла и частота ударов: у мужчин — 150 в минуту, у женщин — около 100. Первая бригада ледорубов состояла из 18 человек.

В марте 1995 года, когда научная общественность столицы широко отмечала 40-ю годовщину исторического совещания, о котором шла речь в этой главе, в прессе впервые были опубликованы имена этих, без преувеличения, героев.

Кто же эти люди?

Итак это: Есмантович, Ильин, Жупиков, Гордейко, Бибисов, Алонова, Бергман, Чусовитин, Штик, Долбоносов, Хопсалис (фамилия изменена), Ковин, Скворцов, Варнаков, Богорад, Линке, Бижонов-Шматко и Корецкий.

Профессия ледоруба требует отличной спортивной подготовки

(Ледорубы ледокола «Бонч-Бруевич»)

В апреле 1980 года я вместе со своим коллегой по институтской кафедре Алексеем Ивановичем Фабером неожиданно был вызван на Старую площадь в ЦК, к зав. сектором отдела науки Михаилу Петровичу Шубину. Прием был назначен на 10 часов утра, но мы решили приехать заранее с тем, чтобы обсудить возможные причины столь неожиданного вызова. Встретившись в половине девятого у Политехнического музея (Фабер, как всегда, опоздал), мы долго бродили по Москве, теряясь в догадках — с какой такой стати могли заинтересовать Шубина наши скромные персоны? Вдруг Фабер остановился и хлопнул рукой по лбу.

— Ну и дураки же мы с тобой, Виктор! Это же из-за Олимпиады!

— Да ладно, — удивился я. — Мы-то здесь при чем?

— А вот это, дорогой мой, мы сейчас и узнаем…