Он смертельно устал и очень хотел спать, но не позволял глазам закрыться. Наконец он достиг противоположного берега и, переступив через борт, шагнул в теплую, залитую луной воду. В тот же миг псы развернулись и, подобные темному ковру, уплыли в ночь.
Так он опять остался один, и вместе с одиночеством страх наверняка вновь вернулся бы к нему, не будь Мальчик так измучен. Измучен до того, что, с трудом одолев полосу мелководья, он, едва выбравшись на берег, тут же повалился на траву и уснул мертвым сном.
Мальчик не смог бы сказать, сколь долго проспал, но, когда он пробудился, солнце стояло уже высоко, и все было плохо. Это был чужой воздух. И все здесь было чужим. Еще ночью он понял, что заблудился, но теперь пришло чувство не просто оторванности от родного дома, но чего-то непонятного и чуждого, вставшего между ним и его прошлым. Он не только всем сердцем рвался вернуться - это само собой, но еще больше ему хотелось избежать встречи с тем неведомым, что ждало его впереди. Хотя что именно ждет его там, он не имел ни малейшего представления. Мальчик понимал только, что это будет другим. Все чувства его обострились до предела: зрение стало более острым, будто с глаз спала пелена, вдруг стали доступны неведомые ранее запахи, которые, хотя и не были неприятными, несли с собой какую-то угрозу.
Пока он спал, лодку его унесло течением, и не оставалось ничего другого, как, повернувшись спиной к реке, устремить стопы к длинной гряде пологих холмов у самого горизонта.
Но каким же зловещим предстало ему все вокруг! Перед глазами мелькали отвратительные серовато-зеленые пятна, напоминавшие слизь, оставленную проползшей гигантской улиткой. Эти пятна были повсюду - на разбросанных там и здесь камнях, на редких островках травы, на земле,- поблескивая в солнечных лучах, как кожа прокаженного.
Не в силах больше выносить этого зрелища, Мальчик обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на реку - она была уже в прошлом, а прошлое не могло причинить вреда. Да и сама река теперь не казалась ему опасной. Что до собак, то ведь и они не сделали ему ничего дурного, разве только вид их, особенно эти глаза, оставил малоприятные воспоминания.
Но взгляд в прошлое не принес ему желанного облегчения. Река изменилась. Теперь она была чем угодно, но никак не другом. Как тяжело больная, с трудом катила она свои воды, скорее напоминавшие сейчас касторовое масло. И Мальчик бросился от нее прочь, как от какой-то отвратительной твари; не оборачиваясь больше и стараясь не смотреть по сторонам, он устремился к манящей взгляд строгой гряде холмов, поросших лесом.