Когда конюх взял поводья, чтоб увести лошадей, Челси наконец выдавила слова, которые оба так боялись услышать:
– Наверно, Маргарет сказала тебе, что мы скоро возвращаемся в Лос-Анджелес.
– Во всяком случае, упоминала. Она будет ужасно скучать по тебе. Ты лучший друг из всех, какие у нее есть, – сказал он, идя рядом с девочкой к дому.
– Я отношусь к ней как к сестре. Знаешь, мне так тяжело расставаться с Лондоном.
Уилс покачал головой и рассмеялся:
– Я от всей души надеюсь, что ты не относишься ко мне как к брату?
Челси нерешительно улыбнулась, не зная, что ответить. Впервые за то время, что они знали друг друга, Уилс взял девочку за руку и, не глядя на нее, спросил:
– Обещаешь приехать, как только сможешь? Иначе я не вынесу мысли о твоем отъезде.
Челси так хотелось сказать «да», но не в ее власти было давать такие обещания.
– Попытаюсь, но в нашей семье со мной не очень-то считаются.
– Мама обещала написать твоей матери и спросить, не можешь ли ты провести с нами летние каникулы.
Сердце Челси подпрыгнуло от радости. Может, она еще вернется в Эшфорд-Холл?
– Вот было бы здорово! Больше всего на свете мне хочется, чтобы она согласилась. Это место почему-то кажется мне единственным настоящим домом на земле!
– Слушай, я не очень-то люблю писать письма. Если долго ничего не получишь, не думай, что я забыл о тебе!
– Не буду, – улыбнулась Челси.
– Все было потрясающе, Челси. Вспоминай о нас почаще!
– Каждую минуту, Уилс, – честно ответила девочка. Сердца молодых людей были переполнены – им так много хотелось сказать друг другу, но мешала застенчивость и детское неумение передать чувства словами… И наконец им пришлось расстаться.
Верная своему обещанию, Леверн доставила трезвую, готовую к работе Банни на съемочную площадку. Все окружающие заметили, что сложившийся порядок радикально изменился – теперь Леверн постоянно сидела рядом с режиссером, и Рик передавал все указания кинозвезде только через ее мать. Банни не смотрела на него, не слушала, и за ее спиной члены съемочной бригады ехидно называли Леверн новой ведущей актрисой.
Нужно было отдать должное Леверн, она заставляла Банни беспрекословно и молча делать все, что приказывал режиссер. Ненавидя Рика как человека, старуха уважала его талант. Банни вновь ожидала слава великой звезды, и на этот раз ничего, абсолютно ничего не должно стать на ее пути!
Перед лицом такой решимости и жесткого контроля Рик совершенно присмирел. Молодая женщина, гример Банни, подошла к нему в первый же день и сказала, что должна сообщить что-то важное с глазу на глаз. Когда они вошли в кабинет, девушка тихо сказала: