Горбун одарил пришельца ненавидящим взглядом, потому что узнал в нем господина де Пейроля.
Уходя, Монтобер, Таранн и Носе брызгали слюной от гнева; Ориоль и Лавалад потирали бока; что касается барона фон Баца, то он, как и положено добропорядочному немцу, посмеивался исподтишка.
– Если этот негодяй выйдет из дворца, – прорычал Носе, – и я повстречаю его где-нибудь на тихой улочке, то пусть меня черт возьмет, если он снова сможет есть королевский хлеб!
– Успокойтесь! – возразил Пейроль. – Мы и сами кормимся со стола его величества; не время сейчас враждовать с турком, если мы не хотим лишиться нашей кормушки.
– Кроме короля есть еще и святая инквизиция, – заметил Носе. – Неужто мы не сумеем настроить ее против неверного. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.
В тот же вечер Сулхаму захотелось прогуляться под звездами по берегу Мансанареса. Как обычно, с ним была его пика, а на боку висела сабля; никаких особых мер предосторожности он не принимал и даже делал вид, что не замечает многочисленных жадных взоров, прикованных к его дорогому наряду.
Предстоящая свадьба королевского сына привлекла в Мадрид огромное число нищих и монахов, причем обе эти касты преследовали одну и ту же цель: наполнить золотом свою вечно пустую мошну. И те и другие бродили по улицам дни и ночи напролет, уверяя, что гостиницы переполнены, и им негде приклонить голову. Правда же заключалась в том, что для первых это была возможность обобрать нескольких прохожих с помощью угроз, а для вторых – с помощью молитв.
Обе эти стаи и пустились нынче вечером в погоню за человеком в тюрбане, увенчанным магометанским полумесяцем.
Науськивали же толпу сообщники Гонзага во главе с Носе, который распускал про Сулхама всяческие невероятные толки. То он говорил, что этот человек был берберийским пиратом, обогатившимся на грабежах испанских кораблей; то заявлял, будто султан поручил ему водрузить в день свадьбы полумесяц ислама в алтаре Сан-Исидро, чтобы нанести оскорбление богу христиан и развязать войну.
– Королевская полиция его не арестовывает, – вопил он, – святая инквизиция тоже ничего не делает, чтобы помешать святотатству, которое вот-вот свершится. Надо было прийти нам, иностранцам, дабы разбудить испанский народ и сказать ему: передайте этого пирата в руки правосудия, отдайте его великому инквизитору… А если вас не послушают, то вершите правосудие сами: Мансанарес течет совсем рядом.
Пока он убеждал всякий сброд, турок незаметно исчез; разраставшаяся же с каждым шагом толпа продолжала двигаться вперед.