– О. – Ребус почувствовал, как из него выходит пар. Он нехотя поблагодарил Лэма и, обогнув его, повернулся, чтобы уйти. Но тут Лэм снова заговорил:
– Но голосок у нее сладенький, надо признаться. А я страсть люблю молоденьких. Так сколько ей?
И в ту же секунду локоть Ребуса вломился прямо в его незащищенный живот. Лэм согнулся пополам, судорожно хватая воздух открытым ртом. Ребус удовлетворенно полюбовался делом рук своих: неплохо для старика. Совсем не плохо.
И продолжал идти.
Поскольку он направляется по личному делу, то, выйдя из здания полицейского участка, оглядывается в поисках такси. Один из офицеров полиции, который запомнил его с той самой воскресной ночи убийства у реки, предлагает подбросить его на патрульной машине. Ребус отказывается. Офицер смотрит на него, будто Ребус нанес ему тяжкое оскорбление.
– Все равно спасибо, – примирительно говорит Ребус. Но на самом деле он взбешен. Он злится на Лэма, на самого себя, на дело Оборотня, на этого Кенни Уоткиса, будь он неладен, на Флайта, на Лизу (с какой это стати она так стремилась на Копперплейт-стрит?) и больше всего на Лондон. Куда подевались все эти такси, все эти алчные черные машины, похожие на огромных черных жуков, подстерегающих свою жертву? За последнюю неделю мимо него проносились сотни, тысячи такси, а сейчас все словно сквозь землю провалились. Но он все равно ждет, рассеянно оглядывая дорогу. И по мере того, как он ждет такси, он обретает способность рассуждать и постепенно успокаивается.
На кой черт ему понадобилось куда-то ехать? Он напрашивается на неприятности, буквально вызывает их на собственную голову, подобно кальвинисту в черном одеянии, который умоляет покарать его за грехи. Раз! – и кнут со свистом опускается на спину. Ребус уже давно сыт по горло всеми религиями. Они все весьма горьки на вкус, причем каждая горька по-своему. Неужели нет такой религии, где человеку не нужно испытывать чувство стыда или вины, не нужно сожалеть о том, что он гневается или, наоборот, становится равнодушным, даже более чем равнодушным? Неужели нет такой религии, которая допускает сосуществование добра и зла – и в мире, и в душе отдельно взятого человека? Неужели нет религии для тех, кто верит в Бога, но не верит в религию?
И куда подевались все эти чертовы такси?
– Ну и к дьяволу. – Он подходит к ближайшей патрульной машине и стучит в окно, размахивая своим удостоверением. – Я – инспектор Ребус, – заявляет он. – Не могли бы вы подбросить меня до Гоуэр-стрит?
Здание колледжа показалось Ребусу, как никогда, пустынным; он даже испугался, что секретарша могла запросто уйти пораньше в преддверии надвигающихся выходных. Но нет, она была на месте – словно верный слуга в заброшенном замке. Ребус откашлялся, и она подняла глаза.