– Приятель моей дочери тоже работает курьером в Сити.
– Да? Может, я его знаю? Как его зовут?
– Кенни.
– Кенни? – Водитель покачал головой. Ребус уперся взглядом в его шею, заросшую седыми волосами. – Не, что-то не припомню никого по имени Кенни. Кевина помню, это да, пару Крисов, но только не Кенни.
Ребус снова расслабился. Ему только что пришло в голову, что он не знает фамилии Кенни.
– Мы скоро приедем? – спросил он.
– Почти приехали, шеф. Сейчас повернем направо и здорово срежем. Проедем как раз мимо того места, где околачивался Ричардсон.
На узенькой улице, перед домом номер сто десять, уже собралась толпа репортеров, едва сдерживаемая офицерами полиции. Интересно, в Лондоне хоть у кого-нибудь есть садик перед домом? Ребус еще не видел ни одного дома с садом, если не считать шикарных особняков в Кенсингтоне.
– Джон! – Сквозь толпу к нему пробиралась женщина. Ребус махнул полицейским, и ее пропустили.
– Что ты здесь делаешь?
Лиза выглядела слегка помятой.
– Я… услышала новости, – задыхаясь, проговорила она, – и вот… решила приехать.
– Не уверен, что это такая уж хорошая идея, Лиза. – Ребус с содроганием вспомнил труп Джин Купер.
– Ваши комментарии! – заорал один из репортеров. Другие репортеры, охочие до сенсации, присоединились к нему, требуя комментариев.
– Тогда идем, – сказал Ребус и, не желая попасть под ослепляющие вспышки видеокамер, потянул Лизу за руку к двери дома номер сто десять.
Филип Казнс, облаченный в черный костюм с галстуком, выглядел так, словно явился на похороны. Изабель Пенни тоже была в черном платье до пола с длинными обтягивающими рукавами. Но ее вид никак нельзя было назвать похоронным. Она выглядела божественно. Когда Ребус вошел в маленькую гостиную, она улыбнулась ему, и он кивнул ей в ответ.
– Инспектор Ребус, – сказал Казнс, – мне сказали, что вы, скорее всего, приедете.
– Никогда не упускаю шанса осмотреть хороший труп, – сухо ответил Ребус.
Казнс, склонясь над телом, проницательно взглянул на него:
– Ясно.
В комнате стоял невыносимый запах; он забивался в ноздри, проникая аж до самых легких. Ребус всегда остро чувствовал его, но сомневался, чувствуют ли другие то же самое. Этот запах ни с чем не спутаешь – сильный, насыщенный, соленый, густой, как сметана. А за ним таился еще один запах – более неуловимый, легкий, едва ощутимый. Два контрастных запаха – запах жизни и запах смерти. Ребус готов был биться об заклад, что Казнс тоже его чувствовал. А вот Изабель Пенни – вряд ли.
Посредине комнаты лежала женщина средних лет, неловко вывернув руки и ноги. Ее горло было перерезано. Повсюду были заметны следы борьбы – на полу валялись осколки посуды, по стене размазана кровь. Казнс выпрямился и вздохнул.