Обстоятельства вчерашнего дня полыхнули в моем сознании подобно серии ослепительных вспышек. Ага, сообразил я, комиссию я встретил — тут все в полном порядке. Двигаемся дальше: проданные елки, бар “Диадор”, смутные очертания Кенди. Начиная с этого момента в моих воспоминаниях открывалась пропасть, заполненная лишь какими-то обрывочными видениями. Заглянув в неё, я содрогнулся от ужаса — до такой степени жутко все это выглядело. Первое, что я увидел, было лицо какого-то мужика с заломленными за спину руками. Его держали двое приписанных к нашему штабу бойцов ОПОРГ № 2, а я сидел на столе и хлестал ему по роже свернутым в трубку протоколом.
— Будешь еще рубить елки, сука? — орал я. — У, браконьерская рожа!
Судя по всему, вернувшись в штаб, я разошелся не на шутку. Нарушителей я приказал подтаскивать ко мне не иначе, чем с завернутыми за спину руками, после чего орал на них и лупил поперек рожи протоколами. Об одного мужика я излохматил целую пачку бумаг, прежде чем выяснил: это не нарушитель, а работник елочного базара, пришедший узнать — не продадим ли мы ему немного елей?
Понятно, что одному мне не удалось бы устроить подобный террор — так или иначе, а людей ко мне должен был кто-то подтаскивать. Тут мне здорово помогли бойцы ОПОРГ № 2, которые (невзирая на мое скотское состояние) продолжали беспрекословно выполнять любые мои приказы. В какой-то момент любой посторонний человек, который оказывался у нас в штабе, рисковал оказаться перед моим столом лицом вниз и с закрученными за спину руками. На беду, посередине очередной экзекуции в пикет заглянул куратор из Госкомэкологии. Он показал себя человеком недалеким — вместо того, чтобы “взять ноги в руки” и бежать, он ворвался в помещение и принялся орать, будто его резали:
— Что здесь происходит? — визжал он. — Ну-ка, вы, немедленно прекратить! Я кому сказал?! Я смотрел на него и не мог понять: откуда взялся нарушитель такой невиданной наглости? Амнезийные барьеры надежно отделяют “меня трезвого” от “меня пьяного”, с куратором из Госкомэкологии моё “альтерэго” оказалось совершенно незнакомо. Так что не успел он еще закончить орать, как его руки оказались вывернуты, а лицо низведено до уровня моего стола. Тогда я взял очередной протокол, размахнулся как следует и от души врезал по этому лицу скатанной в трубку бумагой.
— Ну что, сука?! — спросил я. — Будешь еще рубить елки? А?
Потом было много чего еще: шум, крики, пиздюли и куратор из Госкомэкологии, который сначала что-то орал, а потом со страху едва не спрятался под стол. Это случилось, когда он по глупости решил напомнить мне про свои двадцать пять елок.