Кентерберийская сказочка (Блум) - страница 3

Я просидел у окна еще полчаса, вот так сидел и смотрел на нее, пока не услышал мамин зов: ужин на столе, а я еще руки не мыл и вообще почему я не в полной боевой готовности? Руки я и вправду не мыл, а насчет боевой готовности… Дженни снова пошевелилась.

За едой отец завел разговор про учебу, что я обязательно заработаю стипендию со следующего лета, а мама стала выпытывать, что входит в обязанности школьного старосты, этот разговор я мог поддерживать, не думая, а мысли все возвращались к лежавшей в саду Дженни. И как только мне такая чушь лезет в голову? Ей же всего тринадцать лет, как же я могу? Нет, не могу, и не по соображениям морали, не могу физически. Ее спальня находится в боковой стене их дома, окно смотрит прямо на нас. А что, если забраться на крышу, а она забудет задернуть занавески, и я, пусть мельком, но увижу ее всю, всю целиком, или части целого, дразнящие и манящие… Нет, не могу. Тайком лезть на крышу, сидеть там и караулить… Мерзнуть ради того, чтобы пощекотать нервишки Большому Джону, чтобы украдкой взглянуть на нее?

– Келвин, ты не слушаешь.

– Извини.

– Сынок, ради Бога, будь повнимательнее, когда с тобой говорит мать.

Его усы махнули мне, словно в знак согласия.

– Извини, отец.

– Ты всегда извиняешься, когда уже поздно.

Его усы чуть подрагивают, когда он открывает рот… и у нее так же, когда она шевелится?

Мама вмешивается: оставь ребенка в покое. Тут они начинают препираться.

– Папа?

– Не перебивай, когда мать говорит.

– Ну, Джордж. – Мама укоризненно смотрит на него, вздыхает. – Что ты хотел сказать, Келвин?

– Я вот что подумал: у меня через месяц день рождения, а ты сама говорила, что хорошо бы мне найти полезное хобби. Как насчет астрономии? Американцы высадились на луну. Спутниковая связь. Подарите мне телескоп, а?

ГЛАВА 3

Школа у нас была средненькая, я был единственный, кто в этом году претендовал на университетскую стипендию. Для меня это означало, что слишком много приходится делать самому. Но преподаватели и остальные ученики считали, что я здорово устроился. А раз так: «Кто завтра проведет тренировку по футболу с младшими?» «Эпплби, он все равно ничего не делает». Ладно, черт с ним, с этим футболом, даже с этими мальчишками – все это, что называется, как с гуся вода; бесило меня другое – появиться на поле в тренировочном костюме никак нельзя. Изволь, видите ли, красоваться в шортах, а ноги у меня кургузые и волосатые, обязательно найдется какой-нибудь умник, который крикнет: «страусиная задница». Кому охота такое в свой адрес слышать? И ведь я не обжора, два раза даже садился на бананово-молочную диету, но живот всегда был при мне, да и на груди жира хватало. Когда я в одежде, все видят только мое лицо – не Бог весть что, но не повод для оскорблений. Круглое, будто пудинг, вполне заурядное, зато я уже брился, и это ставило меня на ступень выше моих придурков-соучеников – все они так и ждали, когда начнут бриться. Короче, в спортивных трусах и футболке я весь наружу, моя тайна открыта для всех. На поле она – всеобщее достояние. Сто ярдов на пятьдесят, тридцать орущих детских глоток. И никуда не скрыться.