Оставшись один, открываю капот. К счастью, засорился только жиклер. Ручным насосом удается его продуть, и машина готова в путь.
Ан нет — должно, сладкая парочка увлеклась красивым зрелищем, и не шла. Пришлось идти мне.
Ипподром жил своей нервно-возбужденной жизнью: синели легкие летние небеса, зеленело зеленое поле, темнел влажноватый круг, по которому носились упряжки, на них прыгали жокеи маленького росточка и в жакетках кислотного цвета, радиоголос объявлял номера и смешные прозвища лошадей, публика держала в руках программки и спорила, на какой номер лучше ставить.
Это был странный и незнакомый мир — для меня. Нельзя сказать, что он привлекал, однако был мил и приятен для глаза. Человеческие страсти — что может быть интереснее?
Обнаружив парочку на трибуне, протиснулся к ним. Жанна рассматривала публику, а публика — её. Илюша покачивался, как сомнамбула:
— Белая. Белая. Белая, — повторял.
Я более внимательно смотрю на старт и обнаруживаю невзрачную кобылку в упряжке. По цвету она — белая.
— Что с Илюшей? — спрашиваю Жанна. — Бормочет и бормочет.
— Может, хочет, чтобы мы поставили на белую лошадь? — предполагаю я.
— Ыыы, — соглашается аутист. — Белая. Белая. Белая.
— А чего давайте, — хлопает в ладоши простушка. — На беленькую. Восьмой номер.
— Доходяга она, — басит кто-то со стороны.
— Белая. Белая. Белая, — настаивает на своем аутист.
— Тьфу ты, — плюю в сердцах. — Илюха, все сначала, что ли?
— Белая. Белая. Белая, — мой друг начинает заметно нервничать.
И я сдаюсь. Ведь такого не может быть, чтобы аутист обладал даром уникального предвидения всех мыслимых и немыслимых игр, связанных с денежными ставками?
Не может! Тогда черт с ним — пожертвую вощеными последними бумажками, затырканными в заначке, и на этом прекратим балаган. Навсегда.
Когда Жанна удалилась делать ставку на лошадь № 8, я присел рядом с другом:
— Илюша, давай договоримся. Нам чужого не надо и свое не отдадим. Играем в последний раз.
— Белая. Белая. Белая, — миролюбиво повторял.
— Слава Богу, тут мало цветов, — проговорил. — Ни красных, ни синих, ни зеленых.
— Белая. Белая. Белая.
Меж тем по ипподрому была объявлена готовность «один» к старту. Публика заволновалась. Я тоже: где там Жанна-Жаннэт наша?
— Готово, — набегала, держа в руке бумажную четвертушку.
Ударил гонг. Как говорится, по ком звонит колокол? Лошади замесили тростниковыми ногами. Жокеи запрыгали в своих упряжках, как чертики. Публика взревела. Аутист закачался, словно в лихорадке.
О, силы Небесные, не дайте нам выиграть, взмолился я.
Плохо молился: наша белая лошадка-доходяшка очень даже весело галопировала, подкидывая толстозадый свой круп. Хоп-хоп-хоп! А когда жокей в белой жакетке треснул её кнутом, то она так загилячила…