Но Керстен уважала только свое право ходить, где ей вздумается. Кроме того, она присвоила себе привилегию сестры приставать когда ей захочется к поглощенному своими мыслями брату.
И вот она здесь.
– Следуешь по следам нашего Стюарта? – спросила она, глядя на карты с булавками и стрелками. – Как идут наши дела?
Хэл оживился при возможности поговорить о любимом предмете:
– Мы отвоевали Эфиопию обратно, и Германия не может победить Англию в воздухе. После Кораллового моря японцы знают: мы можем их победить. Я думаю, Мидуэй станет ключом ко всему, – он показал на крошечную точку в Тихом океане, в которую упиралась большая стрелка на его карте. – Здесь война развернется в другую сторону.
– Думаешь, это будет хорошо для нас? – сказала Керстен. Было видно, что она относится равнодушно к военным действиям. – Как там Стью?
– Хорошо, – они оба знали, что Хэлу Стюарт писал более теплые и доверительные письма, чем остальным членам семьи. Керстен иногда проявляла интерес к этим личным письмам, в такие моменты на ее лице появлялось странное выражение. Как будто она ревновала к тому, чего Стью мог достигнуть за морями.
Но сейчас она приняла лаконичный ответ Хэла, отклонясь назад и положив ногу на ногу.
– Тебя ждут сегодня к обеду в семь, – она зевнула, – мама просила не опаздывать.
Сотни раз Хэл замечал, что она как-то странно говорит слово «мама». Было ясно, что имелась в виду «твоя мама». Что-то в голосе Керстен давало понять, что она не является настоящим членом семьи. И хотя она стремилась доказать свою независимость, которая шла бок о бок с этой отчужденностью, Хэл часто думал, какой одинокой она, должно быть, была.
Он ничего не ответил. Она скинула туфли и удобно устроилась у окна с развевающейся от июньского ветерка занавеской. Она могла везде чувствовать себя как дома, кладя свои руки и ноги куда ей заблагорассудится и глядя на предметы своими карими глазами, такими спокойными, будто она обладала всем, что могла видеть.
– Ты скучаешь по Стюарту, да? – спросила она, посмотрев на Хэла.
Хэл пожал плечами. Вопрос смутил его.
– Не бери в голову, дурачок, – сказала она, – я всего лишь имела в виду, что ты хороший брат. Он писал на этой неделе?
Хэл кивнул, пересекая комнату на длинных ногах, чтобы взять письмо из шкафа. Он колебался минуту, прокручивая в мозгу содержимое письма, и потом дал его Керстен.
– Мне можно прочитать? Правда? – спросила она с интересом.
– Давай, читай, – он впервые давал ей прочесть письмо Стюарта.
Хотя таким образом он насиловал свой личный мир, но что-то в том, как она произнесла слово «мама» пробудило в нем жалость к ней и он не хотел, чтобы она чувствовала свое одиночество. Он видел, как она прикусила нижнюю губу, сконцентрировавшись на чтении.