Между прочим, больно выносить, когда делают татуировку. Зато тавро — на всю жизнь. Рисунок на теле — все равно, что рисунок созвездия на небе. Пахнет древностью. Ты же любишь все, что пахнет древностью. Ты любишь все, что пахнет ураганом, порохом и женщиной. И власть ты тоже любишь. Любит ли власть — тебя?
Север, Запад, Юг, Восток. Все четыре стороны света будут их. Будут — его.
Его — и ее?
Царю нужна царица. Жрецу — жрица. Вождю нужна жена.
Неужели она знает, кто его враги?
Держи ее вместо рентгена, Хайдер. Держи ее вместо лакмуса. Проверяй ею температуру — вместо градусника. Тебе же надоели случайные женщины. Все проституируют, смеется она. Перестань покупать шлюх на Тверской. Возьми лучше ее. Ее одну. Властную, жестокую. Красивую. У нее такие странные, красные волосы. Возьми ее в руки, как огонь, как несут факел. Раз и навсегда.
* * *
Отдых в Иерусалиме. Отдых на Святой Земле. Всего неделю.
Она удрала от Вождя. Подальше положишь — поближе возьмешь. Ничего с ним не случится, с могучим быком, пока принцесса смеется, катаясь по свету, с другим.
А Витас? Что такое Витас? Витас — это ее пациент. Мазила, скандалист, знаменитость, любитель коньяка и баб, так и не избавившийся, как она ни старалась, от своих комплексов. Комплекс, глупое слово. Страдание — слово гораздо более точное. Врач исцеляет? Освобождает от страданий? Врачу, исцелися сам. Она давала когда-то клятву Гиппократа. Торжественное словоблудие, отжившая традиция. Охмурение наивных юных мозгов свеженьких молоденьких врачишек. Ты помнишь слова этой клятвы, Ангелина? Еще бы не помнить. Ты только и делала, что нарушала эти священные заповеди. А не согрешишь — не покаешься, верно?
А этот? Салажонок?
А салажонка отвезли в его родимую палату. Под присмотром людей этого черного быка. И замкнули на замок. Из моей тюрьмы не так-то просто вырваться. Понюхал свободы, своих? Этот вечер ты запомнишь, больной Косов.
Никакой ты не больной. Слишком здоровый.
И Хайдер — тоже здоровый. Все вы пышете здоровьем. Всем вам силушку некуда девать.
Витас! — Она отвернула голову, порыв жаркого суховейного ветра отдул красные волосы у нее со лба, кинул через щеку на затылок. — На что загляделся?! На евангельское облако?.. Еще насмотришься. Заказ заказом, а я поведу тебя туда…на Масличную гору!.. Не зевай, прыгай в повозку! У тебя такой вид… — Она усмехнулась. — Ты никогда не терял багаж в аэропорту?
Они стояли на летном поле аэропорта «Бен-Гурион». Солнце белым гвоздем вбилось в зенит. Жара обнимала крепко, жгла плечи, щеки, затылки, горячо дышала в спины. Из холода и снегов они окунулись в яростное буйство жары. В Москве еще мели метели, а здесь уже снимали первый урожай апельсинов.