«На каком севере мы живем… Какие мы грустные… Как бы я хотела жить здесь, в жаре, под вечным солнцем, под выцветшим от жары небом… и есть, есть жадно, втягивать губами апельсин, его сок…»
Терял. — Витас улыбнулся ей. Его длинные волосы тоже взметнул ветер. Он кокетливо, как женщина, тряхнул головой, поправил волосы рукой. — Конечно, терял! И на самолет опаздывал! И на поезд! Каждый когда-нибудь что-нибудь теряет, ангел мой, Ангелина. Ведь и ты теряла, не правда ли?
Разумеется. Это намек на то, что мы потеряем наш багаж?..
Подъехала тележка для перевозки пассажиров, все ринулись в нее, внутрь, занимать места. Ангелина и Витас тесно прижались друг к другу. Витас вздрогнул от прикосновения ее бедра. Ангелина дернула плечом, покосилась, поморщилась. Солнце ударило ей в лицо, она прищурилась и стала на мгновение похожа на мужчину — на римского императора, на легионера, ведущего солдат в бой.
В той же тележке, спешащей по летному полю к зданию аэропорта, на задних сиденьях сидели, весело переговариваясь, Ефим Елагин и Цэцэг Мухраева. Неделя в Иерусалиме, всего неделя — и какая! Цэцэг давно хотела походить с ним по берегам Мертвого моря… Из этого моря с густо-синей, почти черной водой добывают какие-то, пес их разберет, полезные минералы — для красы бабьих мордочек… Смешивают их, делают из них кремы, глины, притирания… И его Цэцэг мажется этой гадостью?.. Нет, она молода, свежа, и без кремов хороша… Молода?.. А если — нет?.. А сколько ей лет?.. Никто не знает, она не говорит… Он не видел никогда ее паспорта… Паспорт, при наличии уймы денег, можно подделать запросто… Разве в паспорте дело?.. Женщине всегда столько лет, на сколько она себя чувствует… Нет, живот у нее упругий, упругая грудь, ни одной целлюлитной складочки на бедрах… Ну и что, сейчас сделают тебе укол разглаживающего геля — и ты снова девочка… И девственную плеву заново сошьют, если надо… Как смешно…
Ха-ха-ха-ха! — Цэцэг хохотала, глядя на молоденьких монашков в черных подрясниках, чинно шествующих по летному полю от прилетевшего самолета к аэропорту. — Смотри, Фимка, какие прелестные! Обречь себя смолоду на ужас одиночества… безлюбья! Ну, да они все парни не промах! Они все все равно в своих монастырях занимаются черт-те чем… всеми грехами, от которых в молитвах избавленья просят!.. И мужеложством, и скотоложством… и безумным онанизмом!.. Ха, ха!..
Тише, Цэцэг, что ты орешь на весь аэропорт…
Хочу и ору! Любая религия, дорогой мой, это все равно профанация! Человек часто закрывается религией от ужаса жизни… если у него больше нечем закрыться…