На лицо Баскакова, со шрамом через всю щеку, будто бы лег непрозрачный черный платок.
Помню. Как не помнить.
Да, тогда, на слете в Иркутске. Когда У-2 уже выдвигался в главы Азиатского Движения. Жаль, что У-2 оказался простым, банальным бандитом и его попросту замочили в перестрелке. Он мог бы далеко пойти.
А пошел Хайдер.
Правильно. Потому что у Хайдера голова на плечах.
У твоего обожаемого Дегтя есть только одно «но». Он всюду носится с идеей романтической Зимней Войны. Мне это надоело. Война будет очень реалистической. Жесткой и жестокой. И настоящей, в отличие от красивых наворотов Дегтя. Вечной религиозной войны, запомни это, не будет. Будет нормальная война — за передел мира. Мир давно переделали? Необходимо заняться новым переделом.
Думаешь, он будет последним? Как бы не так!
Четки со стуком упали на стол.
Думаю, не последним. Но, по крайней мере, тем, который сделаем мы. И будущее — за молодыми. За теми, кто умен, силен, хитер, сообразителен, подобран, поджар, как хищный зверь. Мы-то с тобой уже поистрепались, старик.
Ты?.. Поистрепался?.. — Васильчиков повернул голову и окинул взглядом Баскакова с ног до головы. — Ты силен бродяга. Ты, в свои тридцать пять?.. Ты, правая рука Хайдера!..
Баскаков нагнул голову. Сейчас, набычась, глядя исподлобья, он внезапно показался Васильчикову настоящим зверем — диким волком, затравленным, окруженным охотниками, в кольце трепещущих на ледяном зимнем ветру красных флажков.
Да. Я его правая рука. — Слова капали тяжело, как капли черной смолы. — И моя опора — молодежь. Вы все недооцениваете скинхедов. Из них можно сделать такой живой таран, который пробьет огромную брешь в безупречно гладкой стене, возведенной вокруг их черного государства.
ПРОВАЛ
Вот эта забегаловка… Сюда, скорей… А то уж очень замерз, продрог, пальцы от холода крючит…
О-о, настоящее тепло. Я отвык от настоящего тепла. Я отвык…
А к чему ты привык, Нострадамий?..
То-то и оно. Ни к чему ты не привык. Ты живешь в мире — ты живешь над миром. Вне мира. На миру.
Ах, вы спросили, что я буду пить?.. Да, милая девушка, что-нибудь буду. И деньги у меня есть, е-е-есть, не сомневайтесь. Вот!.. Мало?.. Так в заднем кармане завалялись… еще… вот…
На рюмочку наскреб?.. Ну вот и славно…
Сладкое. Горячее. Дивное. Волшебное. И чуть горькое. И больно сердцу. Закрыть глаза. Задремать в тепле. Увидеть видения.
Мне суждено их видеть до смерти. Но ведь я не умру. Я, Нострадамий, не умру никогда. Я знаю это. И вы, вы все тоже это знаете.
Я вижу снег. Много снега. Поля снега. Белые поля. Белые скатерти, белые покрывала. Они устилают черную землю. И я лечу над белыми снегами, я — черный ворон. Я поджал лапки к брюху. Хорошо быть птицей, видеть все сверху. Я вижу новую войну, вон она, там, я различаю серые дымы, скелетные руины, железных стрекоз, снующих над развалинами; мне кажется, я даже слышу крики. Вопли тех, кто умирает.