В области истории права Якоб Гримм открыл настоящую золотую жилу. После его смерти сделанные им подборки документов были обработаны и изданы в 1866— 1878 годах, в результате чего «Сборник судебных приговоров» разросся в общей сложности до семи томов. Еще один пример его колоссальной работоспособности.
Подготовив к печати четвертый том «Судебных приговоров», Якоб продолжил работу со «Словарем». Вновь достает он из ящиков карточки на букву F, сверяет цитаты, изучает происхождение, употребление и значение отдельных слов и готовит материал к изданию. Работает так, чтобы ни один день не пропал.
Все чаще напоминали о себе годы. Часто просыпался по ночам и долго не мог заснуть. Тогда вспоминалось прошлое. Иногда вставал, отодвигал шторы и глядел на звездное небо. Или, лежа в постели, смотрел в окно и наблюдал, как темнота медленно растворялась в свете наступившего утра.
Несмотря на возраст, Якоб по-прежнему был легок на подъем: осенью 1862 года он поехал в Мюнхен, чтобы принять участие в заседании Баварской академии наук. Он был полон идей и поднял вопрос о подготовке сборника исторических стихотворений немецкого средневековья.
13 ноября 1862 года скончался Людвиг Уланд. Кроме стихотворений, ставших народными, и исторических драм, он, как и братья Гримм, вел научную работу в области древненемецкого языка, преданий и поэзии. Представитель позднего романтизма, Уланд был такой же поэтической натурой, как Вильгельм Гримм, и таким же строгим исследователем, как Якоб Гримм. На протяжении многих лет он был профессором немецкого языка и литературы в университете Тюбингена и, как и Якоб, участвовал в 1848—1849 годах во Франкфуртском национальном собрании. Якоб был долгие годы в дружеских отношениях с поэтом. Смерть Уланда напомнила и о его приближающемся конце.
«Я на два-три года старше Уланда, — размышлял Якоб, — и, следовательно, моя очередь вроде бы подошла раньше, к тому же он (Уланд) почти всегда, за исключением последней болезни, был здоров, я же в течение нескольких лет часто прихварывал».
Но ничто не могло заставить Якоба Гримма бросить работу: изо дня в день его можно было видеть за письменным столом. Сам он признавался, что желание работать в нем «неиссякаемо». «Пока я живу, до тех пор, по-видимому, должны сохраняться и силы для работы», — говорил он. На рождество 1862 года он написал в раздумье и в ясном сознании неизбежного: «Дорога моей жизни, приближающейся к концу, все круче уходит вниз, и месяцы пролетают почти как дни в постоянном труде. Мое здоровье ухудшается и часто доставляет мне много хлопот, но мое усердие еще не иссякло и еще живо желание продолжать начатое».