– Спешу огорчить тебя, сладкий, – продолжал Эри, мурлыкая по-тигриному.
– Лучшее твое войско догорает ныне на Вересковой Пустоши, раздолбанное вдрызг. Думаю, не уцелел ни один болотоход. Вот твою Руку я отсекать не стал – вдруг еще захочешь с ней поблудить? К тому же твой тайник оказался столь сговорчив, что указал мне эту тропку, и уж теперь я с нее не собьюсь. Ты понял, урод? Не забудь поблаго дарить тех, кто навел на нас, – они подсунули тебе отменного слизняка!
Тут Тигр вздернул верхнюю губу, показав устрашающи клыки, и издал горловое рычание, будто едва сдерживался чтобы не разбросать по уютной комнате шматы рваного мяса, не забрызгать священной кровью россыпи изысканных шкурок. Теперь и глаза Властителя пропали из виду, будто он зажмурил их. Отличная маскировка, мастерская! Хотя Шинта уже сомневался (кощунство, кощунство!), владеет ли Тишайший магией даже в пределах, положенным адептам, – умеет ли, скажем, отводить взгляды, сгущать туман, видеть ушами, Вот Эри, как выяснилось, прекрасно различал контуры священной особы и под слоем кож – даром что огр. Погрузив, них руку, похожую на полированный древесный ствол, он безошибочно ухватил Властителя за шею и рывком вынул нару жу плоское, будто нарисованное лицо, осветив своим полых ющим взглядом. Негромко, но очень внушительно произнес
– И запомни, болотная тварь: отныне лучше тебе не вылезать из Гнезда, иначе вместе с Руками оторву тебе все отростки, включая голову!.. Засеки время, – велел он. – Если через сутки в окрестностях Горы сыщется хоть один пластун, я опять наведаюсь – и тогда не обессудь. А попробуешь сунуться в Тиберию, в Загорье… или вздумаешь отвести душу на срединниках… тоже сделаю тебе укорот. Теперь ты, родной, живет лишь потому, что я позволяю, а стоит нашалить… Тебя же лягушоночек, найдется, кому сменить? Только квакни, да, и набегут!..
Напрягшись, Шинтай наконец смог открыть рот, чтобы попытаться (хотя бы!) оправдаться, но смог издать лишь натужный, чуть слышный сип. Тигр оглянулся на него с интересом, хмыкнул снисходительно, даже подмигнул как сообщнику.
Затем тайник вдруг осознал, что снова сидит в рубке болотохода, перед тем же пультом, тупо уставясь в экран, с которого на него по-прежнему пялится огр, сверкая отменными зубами. Как ни странно, после недолгой эфирной прогулки (или все же привиделось?) Тигр больше не казался Шинтаю ни страшным, ни грозным – потому, верно, и влекло к нему меньше. Зато теперь тайник ненавидел Эри по-настоящему, с такой животной страстью, какую прежде не подозревал в себе. Как в той пословице – то ли огрской, то ли тиберийской… то ли озерской…