— Это Курц послал нам вслед радиограмму… Пилот вежливо промолчал.
— Продолжайте выдерживать прежний курс, — распорядился Бергофф.
Пилот вернулся к себе, но несколько минут спустя в пассажирской кабине затрещал звонок, и Бергофф прошел к экипажу на вызов.
— Сэр, — крикнул ему командир корабля, не вставая из-за штурвала, — они дают нам на размышление шестьдесят секунд и начнут обстреливать без предупреждения.
— Не менять курса!
— Как вам угодно. В таком случае наденьте парашют… Поторопитесь, сэр! Видите? — летчик кивнул в сторону сизого шарообразного облачка, точно по волшебству возникшего перед самолетом. — Ребята послали нам первый «воздушный поцелуй».
— Возвращайтесь, — упавшим голосом сказал Бергофф. — Попробуем с другой стороны.
— Я хорошо знаю эти края, сэр, — возразил пилот. — Здесь зениток больше, чем пивных, а горючего у нас в обрез на обратный путь. Как прикажете?
Бергофф устало махнул рукой, предоставляя командиру корабля выпутываться из беды по своему усмотрению. Так, по крайней мере, расценил этот жест летчик. Выключив автопилот, он круто развернулся и крикнул радисту:
— Передай, что приказу подчиняемся и желаем им благополучно провалиться в преисподнюю…
— Есть, командир! — откликнулся повеселевший радист.
Когда они вошли в круг над островом и Бергофф с опаской посмотрел из пилотской кабины, которую он поклялся не покидать и после посадки, удивлению его не было границ: на посадочной площадке были хорошо видны два серебристых самолета.
Командир корабля внимательно осмотрел конфигурации машин и присвистнул:
— Держу тысячу против десяти, сэр, но одна из этих машин мне знакома. Это советский реактивный самолет! Недурная птичка…
— Сейчас русские будут оценивать вашу посадку, командир, — напомнил радист.
— Надо выдержать марку!.. — весело воскликнул пилот. — По местам!
Он так посадил огромную машину, точно под колесами была не земля, а пуховая перина.
— Командир, — повернулся радист, — русские передают: «Молодцы!». Вторая машина… Это англичане… Они тоже восхищены вами!
— Слышу, — ответил пилот, нажимая на тормоза, и, когда самолет остановился, любовно погладил рукой белый штурвал и добавил: — Это честная работа, вот за что я люблю ее! Не правда ли, шеф?
— Не забывайте, Лесли, — сухо произнес Бергофф, — что я тоже знаком с этой работой. Я ведь был когда-то летчиком-истребителем и воевал на Тихом океане.
— То было просто знакомство, как вы сами изволили выразиться. А я говорю о работе, причем самой честной, шеф…
Бергофф не ответил. Его хмурое лицо побледнело и стало неподвижным.