В назначенное время Дранкер на связь не вышел. С Земли включили будильник — попросту говоря, сирену на пульте управления «Беты», способную разбудить даже спящего медведя. Дранкер не ответил. Телекамеры на станции показывали пустоту в лабораторных отсеках — ясно было, что Михаэль еще не выполз из своей каюты. Приближалось время стыковки, а станция молчала. Экипажу пришлось ориентировать аппараты в нештатном режиме, и хорошо, что обошлось без происшествий. Стыковались, открыли люки на полчаса раньше, чем предписывалось программой полета — молчание Дранкера перешло все разумные границы.
Тело обнаружил Виктор Чубаров (Россия) — бортинженер из сменного экипажа. Дранкера не было в его каюте, он не спал и, по-видимому, даже не ложился. Чубаров нашел космонавта под панелью кристаллизатора — затылок Михаэля был рассечен, кровь запеклась в волосах. По лаборатории летали мелкие кровяные капли, которые нельзя было увидеть с Земли через телемонитор.
В условиях невесомости Дранкер непременно должен был выплыть на осевую линию лаборатории после многократных отталкиваний от стенок. Но этого не произошло — из-за того, что рукав комбинезона зацепился за педаль ножного управления кристаллизатором. Эта случайность и послужила причиной того, что тело не было обнаружено с Земли во время утреннего телеобзора.
Всем прибывшим на станцию было ясно, что нанести себе удар по затылку Дранкер не мог. Никаких предметов, способных случайно нанести удар, в помещении не оказалось. Макс Фарбер (Германия), руководитель нового экипажа и сменщик Дранкера, немедленно проинформировал Землю и получил инструкцию: ни к чему на борту не прикасаться, вернуться на «Паром», люки задраить, отстыковаться и в свободном полете ждать прибытия экспертов-криминалистов.
— Летели мы к «Бете» шесть часов, — сказал мне Бутлер. — Представляешь, высота всего триста двадцать километров, но пока выйдешь на параллельную орбиту, пока уравняешь векторы движения… Я в этом ничего не понимаю, летели мы пассажирами, шесть часов полета дали мне и Мюррею возможность обсудить детали и поговорить по телесвязи со сменным экипажем, все еще болтавшимся на своем «Пароме» около «Беты». У меня сложилось впечатление, что космонавты были в шоке, о чем я и сообщил на базу. Мнение Мюррея с впадало с моим: этот экипаж на станцию допускать нельзя, пусть возвращаются, тем более, что, пока мы будем производить дознание, на станции не должно быть посторонних. И нужно подготовить связь с каждым из членов предыдущего экипажа. Земля с нами согласилась, и потому, когда мы приблизились к «Бете», «Парома» поблизости уже не было.