– С удовольствием бы, да вот с делом никак не закончу, – с откровенным сожалением отказался Комаров.
Он представил закатное небо над Чертовым Омутом, черную, почти зеркальную воду озера, небольших, отливавших серебром рыбешек, бьющихся в садке и сердце сладко защемило – почти так же сладко, как совсем недавно, при встрече с Василисой.
– А что так? – приподнял брови Иван Васильевич, – на селе уже говорят, что все-таки Федор Серегу порешил.
– Так-то оно так, – ответил Костя, неприятно удивившись в душе осведомленности сельчан, – да вот некоторые моменты меня настораживают.
– Тебе виднее, – стал серьезным Иван Васильевич, – если не уверен на все сто, что убийца Федор, значит, надо копаться еще. А то погубишь человека невинного, век себе не простишь. Если время терпит, не закрывай дела. Ты лучше хорошенько жену его поспрошай. Бабы они только на вид такие наивные, а на деле – не хуже энциклопедии обо всем знают.
– Да искал я сегодня Елену, – с досадой рубанул воздух Комаров, – усвистела куда-то, с утра найти ее не могу.
– Вернется, куда денется, – успокоил его Иван Васильевич, – у нее бывает. Как с Федором поссорится, так к матери в соседнее село убегает.
– Правда? – удивился Комаров, – а что тогда Калерия переполох подняла? «Глупости, – кричит, – наделает, погубит себя!» Уж она-то, как лучшая подруга, должна знать, когда Елена к матери уходит.
– Кричит, говоришь? – загрустил Иван Васильевич.
– Да всю рубаху у меня на груди слезами залила, – пожаловался Костя, – «Спаси, найди!» Дел у меня мало, прогульщицу эту по всему району разыскивать.
– Работу прогуляла – это плохо, – с досадой за непутевую бабенку сказал Смирнов, – а вот то, что Калерия кричит что-то о погибели – еще хуже. Видать, опять Ленка загуляла. На таможне, слыхал, опять грузовики перетряхивают: в Казахстане суслики захворали, не то чумой, не то холерой, вот машины и проверяют, не забрался ли какой в кузов. Чтобы заразу не разносили. Так шоферни проезжей скопилось – больше нормы. Видать, на таможню бабенка подалась или в колонию – там барак один пустует, его на постой дальнобойщикам сдают. Ты сходи, посмотри, там она, точно говорю. Еще ни одного скопления мужиков не пропустила. Поэтому Калерия так и убивается – хорошая она, порядочная, за подругу переживает.
– Вот еще, – облегченно фыркнул Костя, в душе ужасаясь женскому вероломству, – я не полиция нравов. Еще не хватало мне за нравственностью но-пасаранок следить. Пусть сама Калерия и ищет. На порог ее больше не пущу.
– Ну, – вздернул головой Смирнов, – это ты лишнего. К народу надо снисходительно относиться. Прощать нам наши слабости и необразованность. Что же плохого, что она о подруге заботится? А что тебя на помощь зовет – так это от бестолковости. Прости уж ее. И, если все проблемы только в двух этих суматошных бабенках, как все же насчет рыбалочки?