– Некоторые леди нуждаются в преображении больше других, – не унималась Пруденс. – Взять, к примеру, миссис Трамбулл. Невозможно сделать ее привлекательной для мужчин. Джентльмены называют ее росомахой.
– Пруденс! Девушке не пристало говорить такие вещи! – Говоря это, Миллисент едва сдерживала смех.
Пруденс возразила:
– Но ведь это же правда, Милли! Ты слышала, как джентльмены говорили о ней. Ты сама мне это рассказала.
Миллисент мяла в руке платок.
– Я не ожидала, что ты станешь всем об этом рассказывать.
– Почему всем? Я рассказала об этом Роберту и принцессе Кларисе. Надеюсь, никто из вас на меня не в обиде.
– Обожаю сплетни, – заявила принцесса Клариса, – они весьма занимательны и полезны. Из них многое узнаешь. Однако, повторяя то, что сказала тебе Миллисент, ты ставишь ее в неудобное положение. Ты ведь не желаешь ей зла, Пруденс?
Виноватой Пруденс не выглядела и тем не менее сказала:
– Нет! Я не буду больше повторять, что джентльмены называют миссис Трамбулл росомахой, но все равно это правда. Мужчины недолюбливают ее, никому не нравится ее высокомерие.
Роберт приподнял бровь.
– Выходит, ее высочество не может сделать миссис Трамбулл привлекательной для мужчин.
– Отчего же, могла бы. При достаточном количестве бесплатно раздаваемого алкоголя, – не слишком любезно ответила Клариса.
У Роберта вдруг стало легко на душе. Клариса его позабавила. Он рассмеялся отрывистым, лающим смехом. Он не смеялся с тех пор, как… Он забыл, когда смеялся в последний раз. Наверное, это было еще до того, как он отправился на Пиренеи. До того, как жестокость, ужасы войны и предательство сослуживцев отучили его смеяться.
Но несмотря на то что смех причинил ему почти физическую боль, как бывает, когда кровь начинает наполнять отмороженную конечность, принцесса Клариса вернула ему способность смеяться.
Потрясающе. Невозможно.
Пугающе.
Он смотрел на нее прищурившись. Будь она неладна. Она заставила зашевелиться его чувства. Все его чувства. Именно в тот момент, когда ему было необходимо держать под жестким контролем и голову и сердце.
Клариса была ему необходима для осуществления его плана. И об этом следовало помнить.
– Но вы не можете изменить наружность женщины до неузнаваемости. – Он надеялся, что она поднимет перчатку. – Это невозможно.
Улыбка заиграла на ее губах, и она скромно пожала плечами:
– Я заставляю женщину – или мужчину – выглядеть лучше, чем раньше, но это достигается всего лишь тем, что подчеркиваются их природные достоинства.
Пруденс все эти политические уловки были неинтересны.
– Но вы можете сделать так, чтобы человек стал похож на кого-либо другого? – требовательным тоном спросила она.