Она протянула руку, взяла со столика у кровати сотовый.
— Игнат, привет. Да, я одна. Да, хотела бы увидеться. Как там поживает наш… Бахыт?.. Завтра. Где? Когда?.. Я приеду. Ты рад?..
Когда она дождалась ответа, она отвела трубку от лица, подержала так немного, скорчила идиотскую рожу, высунула язык, выругалась в сторону, шепотом, грязно-вокзально, и нежно промурлыкала в трубку:
— Я тоже рада.
Я теперь знаю, как и где сделали Тюльпан.
Я знаю, кому он принадлежал.
Убил ли художник свою жену, как хотел? Не знаю. Убил ли он Башкирцеву? За что? Не знаю. Он был так пьян, он раскачивался и плел небылицы, может, это он все придумал. Помнил ли он, как я однажды показала ему Тюльпан через морозное стекло? Скорей всего, да. Он художник, у него в голове одни видения.
Мне надо знать, кто стоит на той красивой глянцевой фотографии рядом с Любой и Евгением Лисовским. Всех поименно. Как на войне. Эти люди живы или умерли? Это тоже важно. Игнат. Игнат должен знать их всех.
Игнат назначил встречу Алле в ресторане Центрального дома литераторов. «У меня там до тебя будет важный разговорец с одним… хм… писателем. Решаю проблему выхода одной, хм, книжки, мне очень нужной, и рецензий на нее. Это не твоего ума дело. Приходи к шести. Посидим недолго. Поедем в гостиницу. Ко мне нельзя. У меня жена в Москве торчит. Лучше бы сидела в своем Антибе». Писатели, журналисты. Алла поежилась. Как она их всех ненавидит. Они все лгут, врут, перевирают, шантажируют, продаются за копейку, тешат тщеславие. Гениев мало. Да ведь и она, веселая рыжая Джой, мало читала. Журналы, газеты. Две-три книжки в детстве, в школе, в Сибири: Пушкин, Толстой. Она всплакнула над историей Катюши Масловой в десятом классе. Тогда в Козульке, она была так сентиментальна и слезлива. Потом это прошло.
Беловолк был дома, когда она собиралась на свидание к Игнату. Он смотрел, как она одевается, как примеряет украшения, выуживая их из шкатулки времен Екатерины Второй. Спина Аллы, голая в вырезе платья, ловила злой ожог его глаз. Первым молчание нарушил Беловолк.
— Куда намылилась?
Алла быстро обернулась. Черная стрижка была густо налачена. На голой шее блестела связка жемчуга.
— На кудыкину гору. Поедешь шпионить?
— Ты взрослая девочка. — Он подавил в себе гнев и желание ее ударить. — Был охота. Когда вернешься? Утром? Чтобы в одиннадцать быть в постели.
— Слушаюсь, гражданин начальник. — Алла отвернулась от зеркала, дернула плечами, поправляя сползающее декольте. — Буду до отбоя. За опоздание на пять минут — расстрел?..
Он плюнул себе под ноги. «Что же не ты не выругаешься, — подумала она зло и весело, — выматерился, легче бы стало».