— А никто и не сомневался!
— Ладно… Если конкретные мысли появятся — дай знать…
Попрощались. Уходя, Варшава, как всегда, не смог не окликнуть:
— Токарев! А ведь будет фарт с тобой — посадишь?
— А я и не скрываю! — откликнулся Василий Павлович.
— Ну-ну, — пробурчал вор и, дойдя уже до Горного института, неожиданно сердито гаркнул:
— «…И старуху мать, чтоб молчала, блядь!»
Варшава сам от себя и не ожидал, что так близко к сердцу принял последние слова Токарева. Мог ведь, собака легавая, хотя бы из вежливости ответить вроде того, что, мол, да брось ты, — так нет же!
Через несколько часов вор собрал у себя честной народец — то есть всех, кто сбрасывал документы Есаулу.
Речь свою Варшава начал с обращения:
— Джентльмены!..
Кратко изложив суть претензий угрозыска, вор перешел к опросу;
— Ну, и какие будут мнения? Мнения были немудреные:
— …Чтоб у суки этой хуй на лбу вырос, покалечу ту иуду!..
— …Легавые сами зарапортовались!
— …Токаревские прокладки, — говорил я, что любые темы с уголовкой карцером попахивают?!
…И так далее — как и на любом производственном собрании, эмоций было много, а конструктивных предложений — ноль.
— Хорош шипеть! — цыкнул раздраженно Варшава. — Сам Токарев подбрасывать эту ерунду нам не стал бы!
— Ага! — ухмыльнулся по-жигански засиженный карманный вор Тихоня. — Говорила мене мать — не водись с ворами!
Варшава коротко глянул на него и повысил голос:
— Не стал бы! А среди нас — тоже полоумных не замечено. Стало быть, кто-то…
— Подставил! — ахнул от догадки Есаул. Вор поводил раздумчиво головой на реплику старого приятеля:
— Ну, на сурьезные проблемы этим не подставишь — чай, не при Иосифе Грозном живем… И не на оккупированной территории… Хотя — клин, конечно, лишний промеж нас с уголовкой таким манером вбить можно… Подставил… Дали себя подставить! Кто мог узнать, что мы сбросы делаем? Вот тот и пошутковал. Манера у него такая — он, я же говорил, даже пятки тому терпиле треугольником расписал — типа того, что, мол, блатные куражились…
— Если найдем — так я ему жопу на британский флаг порву, — уже серьезно, при общем молчании пообещал Тихоня.
— Если!!! — ощетинился Варшава. — Если… Думайте, кто чего видел, кто чего слышал. Знаю — если кого Баба-яга за язык дернула — вслух не скажет. Пусть тогда ко мне приватно подойдет, я сор выносить не буду…
Озадаченно шушукаясь, все разошлись, но минут через пятнадцать к Варшаве вернулся Есаул и признался, густо краснея и запинаясь:
— Сразу-то как-то и не вспомнил… Я — старый каторжанин, а тут… Тебе скажу. С месяц назад дело было. Выпивал я раз сильно, и знаешь, с кем? С племянником. Он с Перми. Работает там опером. В Питер редко-редко приезжает. Хороший такой пацан — все мне рассказывает, что надо, мол, по закону, без рукоприкладства… Советуется со мной. Ну, по-человечьи… И вот я ему и рассказал — ну, для примера, как наш мир иной раз может и с уголовкой договориться… Потому что на его территории в Перми как раз и баня есть… Помянул я — сам знаю, что косяк, — и тебя, и Токарева… Объяснил, где тайник у нас и для чего по такой системе запустить карусель решили…