…Приехали на Миллионную. Галкин, попрощавшись с Ириной Ивановной, вышел. Обнорскому сказан:
— Я тебе, Андрей, звякну. Разговор есть.
— Звони, Семен Борисыч… Прошке привет передавай.
«Нива» поехала дальше. В зеркало Обнорский видел, как отставной опер пошел через дорогу к магазину «Крепкие напитки». Ну, все как положено.
— Андрей, — позвала Ирина Ивановна, — Андрей, объясните мне, что происходит с Сашей.
Обнорский предполагал, что этого разговора не избежать.
— А что с Сашей? — машинально переспросил он, костеря себя в душе за двуличие… но ведь и правду Ирине Ивановне не скажешь.
— Я мать, Андрюша. Я ведь все вижу… Это из-за той женщины?
«Да! Да, это все из-за той суки!» — хотелось закричать Обнорскому. Вместо этого он сказал:
— Я не знаю, что означает «той», но из-за женщины, Ирина Ивановна. Тут вы правы.
— Она никогда его не любила. Я всегда это знала.
— Вы знакомы? — удивленно спросил Обнорский.
— Что?.. А-а, нет… нет, Андрюша. Но однажды я видела их. Случайно. Не подумайте, Андрей, что я следила за сыном… нет. Я чисто случайно встретила их на улице. Саша меня не видел. Он вообще никого, кроме нее, не видел. А она…
Голос Ирины Ивановны на секунду прервался.
— …она его не любила.
— Почему вы так думаете? — спросил Обнорский.
— А это видно, Андрей. Когда женщина смотрит на мужчину, которого любит… это видно. Она его не любила. Но он был ей нужен.
— Простите, Ирина Ивановна. Я ничего не понял: если нужен — значит, не безразличен?
Ирина Ивановна усмехнулась одними губами. Обнорский подумал, что также усмехается иногда Зверев.
— Он был ей нужен с некой утилитарной целью, — сказала мать. — Может быть, как любовник… Но, вероятнее всего, как некий инструмент. Как палитра художнику. Или, пожалуй, как отмычка вору.
Обнорский изумился, насколько точно Ирина Ивановна определила суть взаимоотношений Сашки и Анастасии Тихорецкой. Он и сам думал так же, но он-то обладал некой информацией о Насте и о том, что произошло в ноябре 1991-го. А Ирина Ивановна Зверева видела эту женщину всего один раз. Возможно — мельком… И сразу все поняла.
— Я вижу, Андрюша, что вы мне многого недоговариваете. Скажите: теперь-то он понял?
— Да, — сказал Обнорский, — теперь он понял.
— И порвал с ней?
— Да. Теперь он порвал с ней.
— Ну и слава Богу, — вздохнула мать.
* * *
«Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги». Самолет летит на восток. На Урал. Раньше, бывало, летали романтики… за туманом. Теперь романтиков вывели — как тараканов. В серебристой аэрофлотовской сигаре летят бизнесмены, чиновники, несколько гомиков из Екатеринбургского академического театра оперы и балета имени А. В. Луначарского, два шулера, беременная кореянка и зэк-отпускник.