За столом сидел некий человек, за игрой которого Джэб наблюдал уже в течение трех вечеров – владелец ранчо, расположенного среди холмов около Ломпока. Он словно играл на публику – делал большие ставки и громко выражал восторг, когда выигрывал. А выигрывал он постоянно. Звук смеха победителя был неизменным раздражителем для Джэба. Он подался вперед, горя желанием съездить кулаком по его цветущему лицу или припереть его к стенке за игорным столом. Джэб с содроганием отвернулся – он не мог ничего поделать. Если он хочет вмешаться в эту игру, он должен добыть приличную сумму денег – и побыстрее.
У него было только двадцать долларов в кармане. Разве этого достаточно для его экстравагантного образа жизни?! Джэб уныло усмехнулся, вспомнив девицу, которая украла его бумажник из номера отеля на прошлой неделе. Он не проклинал ее – в конце концов, он сам оставил его на туалетном столике. Бумажник был туго набит банкнотами. Он просто посмеялся над своей тупостью и ее удачливостью, подумав, что, может, это было настоящей ценой этой девицы.
Внимание Джэба привлек молодой человек, сидевший в одиночестве за столиком у окна. Он был почти мальчиком, но сложен как бык, ростом в шесть с половиной футов, с массивным торсом и мощными плечами. Пряди густых прямых белокурых волос падали ему на брови, широкоскулое лицо было чисто выбрито. Его глаза были настолько бледно-голубыми, что, казалось, отражали свет, скрывая их выражение. Джэб мог с уверенностью сказать, что юноша был иностранец и не так давно приехал в Америку. Он был совсем один, и Джэб догадался, что у него есть сбережения, накопленные еще в его стране, которые, очевидно, надежно спрятаны в кошельке, пристегнутом к обвивавшему талию ремню. Потягивая пиво, Джэб стал обдумывать живо созревший в его мозгу план, прежде чем подойти и заговорить с незнакомцем. Наконец он встал и направился к юноше.
– Джэб Мэллори, – сказал он с дружеской улыбкой, протягивая иностранцу руку.
Молодой белокурый великан тепло пожал его руку.
– Николай Константинов, – ответил он. – Из Архангельска.
Одно только упоминание названия его родного города вызвало приступ тоски у Николая, но он взял себя в руки, не желая давать волю чувствам, которые уже были готовы проступить на его мужественном лице.
– Из Архангельска, говорите? А где это может быть? – поинтересовался Джэб, зажигая тощую черуту и усаживаясь поудобнее на деревянном стуле с высокой спинкой.
– В России.
– Вот где не был, так не был. Скажите, юноша, как там у вас?
– Получше, чем здесь, – вздохнул Николай, смотря на серый дым, клубившийся у окон прокуренного салуна. Он вспомнил маленький тесный деревянный домик на реке Двине, в котором ему было всегда так уютно в морозные ночи длинной архангельской зимы. Но он знал, что идеализирует родину – в его доме все было не так благополучно. Семья Константиновых была очень бедной, и потому-то он очутился здесь, в Сан-Франциско.