– Очень жаль, – сказал он, глядя мимо меня, но не в коридор, а вообще – мимо. – Спасибо. Может быть, я зайду через два дня. До свиданья.
Он повернулся и тяжело, но быстро спустился с крыльца и пошел по дорожке, не оглядываясь и не глядя по сторонам. Я смотрел ему вслед, пока широкая спина, обтянутая кожей, не скрылась за деревьями, потом передернул плечами – стало холодно.
Странные у деда были знакомые. Похоже, он из вояк. Хотя – какие они еще могли быть у отставного генерала КГБ? Я спустился по ступенькам, вышел на тропинку – человека уже не было.
И все-таки странно он говорил. И вел себя странновато. Что должен был оставить ему дед? У меня в мозгу закопошились подозрения. А может, дед и правда не умер? В смысле – не сам. Может, его убили, потому что он знал какие-то секреты… и хотел их передать кому-то… Вот его и убрали. А что если те, кто убил деда, явятся за его бумагами… или из-за чего там его убили?! А тут я! Да ни одна в мире спецслужба не станет церемониться с пятнадцатилетним пацаном, оказавшимся у нее на пути! Вколют какую-нибудь дрянь и скажут, что умер от «золотого укола» и вообще был наркоман со стажем…
Куда в таких случаях звонят?! В ФСБ? А вдруг это не иностранные спецслужбы, а наши? Скажут спасибо и тут же примчатся… спасать.
Я провел рукой по лбу – он был весь мокрый. Ну и дичь в голову лезет. Это одиночество виновато, не привык я к такому. Да любая спец-служба сто раз уже слазила бы в дом, пока он стоял пустой. По-другому только в дурацких голливудских триллерах бывает. Мало ли, что и кому должен был оставить дед?!
Повернувшись, я нашел взглядом два окна мансарды. И вдруг понял, что влезать в них довольно легко. И нечего мучиться с дверью. Выставлю или, на худой конец, вышибу стекло. И все!
Высоты я никогда не боялся и в два счета взлетел на крышу второго этажа, на которой, как домик Карлсона, стояла мансарда. Отсюда в просветы между древесными кронами можно было видеть дорогу и дом соседей. Нет, я все-таки не один на белом свете… Окончательно успокоившись, я подошел к перильцам балкончика и обнаружил, что одно из окон – вовсе не окно, а небольшая дверь, которая, кстати, открылась, когда я нажал на ручку. Просто открылась, и все.
Обеими руками я медленно развел шторы. Сердце неизвестно почему стучало где-то в горле…
Первое, что я увидел в мансарде, был лозунг, выписанный напротив окна, над входной дверью, белой краской по темным бревнам.
БОЙСЯ ГОВОРЯЩЕГО О МИЛОСЕРДИИ!
* * *
Мансарда изнутри не была ни оштукатурена, ни хотя бы обшита досками – голые бревна с ровными ниточками шпаклевки между ними. На полу из некрашеных досок лежала дорожка-половик. Такие можно встретить в деревенских домах – из разноцветных лоскутков. Под вторым окном стоял широкий стол, на нем – пишущая машинка в чехле, стопки бумаги – чистой и с текстом, копирка нескольких цветов, какие-то книги; рядом – отодвинутый стул с высокой, неудобной прямой спинкой. Около стены – большой шкаф из полированного дерева вишневого цвета.