Крайний из трупов неожиданно развернулся на веревке, натянутой, как струна. Черные ямы глазниц смотрели на замершего под насыпью мальчика, зубы смеялись, оскаленные из-под остатков губ. Оскаленная, смеялась татуированная во всю грудь цветными красками морда рыси.
Казалось, труп смеется над ужасом мальчишки.
Олег поперхнулся. Попятился, не сводя глаз с повешенного. Карканье ворон звучало, как смех. Олег опрометью бросился в лес.
Вовремя! Странный гулкий треск, похожий на треск поврежденных, закоротивших проводов ЛЭП, рухнул на просеку дороги. Олег остановился среди деревьев – и, задрав голову, увидел в просветах между ними плывущую на высоте не больше тридцати метров огромную и страшную машину.
Она была больше самого большого пассажирского самолета, но двигалась медленно, как вертолет, ведущий поиск. Треск то нарастал, то становился слабее. Похожая на вытянутый треугольник, машина имела пестрый, маскировочный верх и белесо-голубое брюхо – брюхо выловленной рыбы. Почти во все это брюха распростерся странный рисунок золотой краской – крылатый сидящий лев держал в поднятой передней лапе меч с волнистым лезвием. В нескольких местах брюха виднелись зеркально поблескивающие овалы иллюминаторов – именно это слово первым пришло Олегу на ум. А с левого и правого борта круглились по пять выступов, странно похожих на паучьи яйца. Из них торчали короткие, косо срезанные черные кожухи, дырчатые, как у гигантских пистолет-пулеметов ППШ. Еще один – вытянутый – выступ занимал всю хвостовую часть, «основание треугольника». Из него ничего не торчало.
Чудовищный аппарат бесконечно проплывал над прогалиной – как звездный крейсер в голливудском фильме, который тянется и тянется через экран… Олег стоял неподвижно, без мыслей, ощущая только одно – какой он крошечный и жалкий по сравнению с этим чудовищем. И даже когда аппарат исчез, Олег, не двигаясь, ждал, пока утихнет звук – он метался над просекой от дерева к дереву, подобно электрической искре…
* * *
Часа четыре Олег шел, не решаясь вернуться к дороге… но, как он надеялся, параллельно ей. Однако, когда – ближе к вечеру – мальчишка попытался вернуться на пути, у него это не получилось.
Олег сбился с направления.
Собственно, эта мысль его не слишком напугала. Заблудиться больше, чем он уже заблудился, было просто нельзя, невозможно. А направление он теперь определить мог довольно легко. Кроме того, Олег был уверен, что наткнулся на следы ночного боя – точнее, расправы победителей над пленными – и опасался встретить врага (почему-то парень был уверен, что победил «враг», а повешенные – партизаны). Страх от увиденного помешал ему сообразить, что трупы выглядят совсем не свежими, да и слишком близко место казни от того дуба, на котором он ночевал, – он бы не только увидел трассера, но и услышал бы выстрелы.