Мужчины вошли в дом, жена и дети — за ними. Бродяга сел и принялся за еду, потупившись под устремленными на него взглядами.
Мать, стоя посреди лачуги, не отрывала от него глаз; обе старшие девочки, дочки Мартена, одна с последышем на руках, прислонились к притолокам и с жадным любопытством всматривались в чужака; два малыша, которые устроились на остывшей золе очага, — и те бросили играть с закопченным котелком, словно их тоже заинтересовал новый человек.
Левек, пододвинув себе стул, спросил:
— Значит, вы издалека?
— Из Сета.
— Неужто все пешком?
— Да. Пойдешь и пешком, коли денег нет.
— И куда ж вы идете?
— Шел сюда.
— У вас тут есть кто?
— Может, и есть.
Они замолчали. Как ни голоден был пришелец, ел он не спеша: откусит хлеба, запьет сидром. Лицо у него было увядшее, худое, все в морщинах — натерпелся он, должно быть, немало.
Вдруг Левек спросил:
— Зовут-то вас как?
Незнакомец, не поднимая головы, буркнул:
— Мартеном.
Мать почувствовала какую-то странную дрожь. Она шагнула вперед, словно пытаясь получше рассмотреть бродягу, и, опустив руки, замерла с раскрытым ртом. Все молчали. Наконец Левек спросил:
— Вы здешний?
— Здешний, — подтвердил тот.
Теперь он тоже поднял голову, глаза его встретились с глазами женщины, остановились, застыли, как будто взгляды их зацепились друг за друга.
Внезапно она проговорила низким, дрогнувшим, изменившимся голосом:
— Это ты, муженек?
Он медленно вымолвил:
— Да, я.
И все так же не двигаясь с места, вновь принялся жевать.
Левек, скорее удивленный, чем взволнованный, переспросил:
— Это ты. Мартен?
Тот просто повторил:
— Да, я.
Второй муж полюбопытствовал:
— Откуда ж тебя принесло? Первый рассказал:
— С берегов Африки. Мы сели на мель и затонули. Спаслись всего трое — Пикар, Ватинель и я. Потом нас поймали дикари, продержали у себя двенадцать лет. Пикар с Ватинелем померли. Меня подобрал один путешественник, англичанин, довез до Сета. Вот я и пришел.
Тетка Мартен заплакала и уткнулась носом в передник.
Левек пробормотал:
— Как же теперь быть?
Мартен спросил:
— Ты ее муж?
Левек подтвердил:
— Да, муж.
Они посмотрели друг на друга и замолчали. Потом Мартен обвел глазами окруживших его детей и указал головой на девочек:
— Мои?
— Твои, — отозвался Левек.
Мартен не встал, не обнял их, только изумился:
— Господи, до чего ж большие! Левек повторил:
— Как нам теперь быть?
Мартен задумался: он тоже стал в тупик. Наконец решился:
— Как скажешь, так и будет. Я на тебя зла не держу. Только вот с домом загвоздка. Ребят у меня двое, а у тебя трое — каждому свои. Мать — то ли тебе, то ли мне, твое дело. Тут я не перечу. А уж дом — мой: мне его отец оставил, я в нем родился, и бумаги у нотариуса есть.