ШЕВАЛЬЕ. - Дольмансе, сестрица, только что исполнилось тридцать шесть. Он высокий, с прекрасным лицом, очень живые и умные глаза правда, порой в его чертах сквозит нечто жестокое и злое ни у кого на земле нет белее зубов, чем у него. Пожалуй, у него есть некоторая женственность в фигуре и манерах, что, без сомнения, является следствием привычки строить из себя женщину. Но какое безукоризненное изящество, чарующий голос, разнообразные таланты, а помимо всего этого - философский склад ума!
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Я надеюсь, он не верит в Бога?
ШЕВАЛЬЕ. - Да как ты могла подумать! Это самый знаменитый атеист, самый безнравственный человек... О! Это законченная, полнейшая испорченность, самая порочная и мерзкая личность из когда-либо живших на белом свете.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Как всё это меня возбуждает! Я чувствую, что буду от него без ума! А что у него за причуды, братец?
ШЕВАЛЬЕ. - Они тебе хорошо известны: ему дороги все виды удовольствий Содома, как активные, так и пассивные. Его интересуют только мужчины. Если же он иногда снисходит до того, чтобы использовать женщин, он соглашается на это лишь при условии, что они услужливо меняются с ним полом. Я рассказал ему о тебе, сообщил о твоих намерениях. Он согласен, но, в свою очередь, напоминает тебе правила игры. Предупреждаю, сестрица, он откажется от тебя вообще, если ты вздумаешь навязывать ему что-либо ещё. То, что я согласен совершить с вашей сестрой, - говорит он, эксцентричность и бесстыдство, которыми позволительно замарать себя лишь в редких случаях, да и то предпринимая множество предосторожностей.
Г-ЖА ДЕ СЕНТ-АНЖ. - Замарать себя!.. Предосторожности! Безумно люблю выражения этих милых людей! Мы, женщины, тоже перебрасываемся подобными особенными словечками, как и эти, только что сказанные они выдают глубокий ужас перед теми, кто выказывает еретические наклонности...
А скажи, дорогой, он тебя имел? С твоим очаровательным лицом, да в двадцать лет можно, я думаю, пленить такого мужчину?
ШЕВАЛЬЕ. - Не стану утаивать, какие эскапады мы с ним вытворяли: в тебе достаточно ума, чтобы не порицать их. Дело в том, что я люблю женщин и уступаю этим странным причудам лишь в том случае, если об этом попросит приятный человек. Тогда я готов на всё. Мне чуждо смехотворное чванство, толкающее наших юных выскочек отвечать на подобные предложения ударами трости. Разве человек способен совладать со своими желаниями? Не оскорблять надо тех, у кого странные вкусы, а жалеть. Такими их сотворила Природа, и нельзя их винить за склонности, подобные нашим, как нельзя винить человека за то, что он родился кривоногим. Разве человек, пожелавший насладиться вами, говорит вам что-то оскорбительное? Нет, конечно - он делает вам комплимент.