Только Гил и Кэрливел догадывались о ее боли. Именно они знали, что случилось в тот день на королевском турнире. И хотя они вместе пристали к Воррику и заставили его выслушать правду, он им не поверил.
– Вы оба любите ее, – прорычал он, – поэтому говорите все в ее защиту. Но я не такой дурак, чтобы в это поверить. А теперь убирайтесь, убирайтесь с моих глаз! Захватите с собой эту обманщицу, ведьму, на которой я женился!
Ей больше всего причинял боль тот факт, что Воррик ее не хотел. Изабелла тихо перенесла свои вещи в переднюю и там легла на соломенную постель и спала вместе с Джоселин, пока они не покинули Тауэр и Лондон. Какими бесконечными казались Изабелле ночи, когда она лежала, съежившись, рядом со своей служанкой и прижималась лицом к подушке, чтобы приглушить рыдания. Как мучительны были долгие часы, когда она беспокойно ждала возвращения Воррика. Иногда он приходил под утро, чаще всего пьяным, хотя хорошо держался. Изабелла не знала, где муж проводил ночи и не спрашивала его об этом. Но она не сомневалась, что он искал утешения в других объятиях. Графиня Хокхарст была бы удивлена и несказанно обрадовалась бы, если бы узнала, что Воррик всего лишь сидел в конюшне рядом со своей лошадью, напиваясь до умопомрачения, и изливал душу своему смущенному боевому другу.
Потом однажды утром (ему надоело проводить вечера на куче сена), граф приказал жене собирать чемоданы. «Мы уезжаем из Лондона!» – кратко сообщил он ей. Он вез ее домой, в замок Хокхарст. Изабелла не хотела уезжать, но все же не стала ему противоречить. Ворриком управлял дьявол. Она была не единственной, кто боялся его в эти дни.
Теперь, когда вдали показалась крепость мужа, сердце девушки сжалось от отчаяния: она не сомневалась в намерениях Воррика оставить ее там одну и без нее возвратиться на королевский двор. Да, это будет ее тюрьма и, возможно, пожизненная. Она согрешила против собственного мужа (по крайней мере, он так считал), и он вынес ей безжалостный приговор, сослав ее в замок Хокхарст за это преступление. Это было равносильно тому, что ее заперли в темницу, которая называлась в Тауэре «маленьким адом». Такая перспектива была бы более мрачной и страшной, чем та, которая ожидала ее теперь. Йоркширские пустоши, к которым девушка привыкла, не были дикими и скалистыми. Их плавные изгибы не раздражали так, как эти обрывистые гребни. Резкие выступы из гранита и песчаника переходили в поросшие лесами равнины, дикие пустоши и болотистые низины, которые были наследием прошедших веков, когда море наступило и затопило часть суши. Даже теперь Изабелла слышала рев океана, который заглушал шум падающего дождя, и чувствовала на губах холодные соленые брызги, которые приносил на своих крыльях ветер.