Тролль указал притихшего на дереве господина в доспехах. Человек поглядел на тролля, на старого рыцаря, потом снова на тролля. Протянул со вздохом:
— Ну, не знаю…
Слуги, наконец-то сообразившие, в чем дело, тут же зашикали со всех сторон: «Да ты что, Тоиль? Ты соображаешь, что говоришь?» Должно быть, наглец и сам уже додумался, что раз цена названа, то теперь здесь могут обойтись без него. Видимо, поэтому и согласился:
— Ладно, снимай сэра Голлройса с дерева… Будут овцы. Слушай, а ты мне не поможешь? Мне такое поле здесь община подсунула, сплошь камни да пни. Если одному, то на всю осень возни, а тебе раз плюнуть, а?
Тролль задумался.
— Тебе ведь с собой в дорогу тоже жратвы надо, верно? — намекнул собеседник.
Дрымвенниль кивнул и принялся прикидывать, сколько ему стребовать с этого хорошего хозяйственного человека.
* * *
Монастырские ворота приоткрылись, выпуская наружу фигуру в темной накидке, затем снова захлопнулись. Тяжко лязгнул засов. Человек оглянулся, натянул капюшон (моросил мелкий дождь) и побрел прочь. В соседнем переулке его поджидали трое, одетые точно так же — странствующими монахами.
— Его здесь нет, — бросил тот, что посещал обитель. — Живет в пристройке за церковью, работает с архивами. Это на другом конце города.
— Вот оно как… никогда наперед не знаешь, где найдешь, где потеряешь… — протянул другой монах, низенький жирный малый, — так сказал блаженный Мирн, когда спьяну упал в ручей и нашел на дне серебряный полукелат. Он еще потом простудился и едва не помер, болел три месяца.
— Чтоб тебе провалиться, брат Тонвер, с твоими побасенками, — бросил в сердцах старший, тот, что возвратился из монастыря. — Надоел!
— Это не побасенки, — спокойно возразил толстяк, — а история из «Серебряной легенды». И источник, между прочим, именем блаженного Мирна с тех пор назван, вода в нем целебная. Ну что, может, где-то по пути зайдем пропустить по кружечке? Если уж на другом конце города, а?
— Нет! — рявкнул старший. — Идем прямо в церковь! И помолчи, брат, ради Гилфинга, хоть полчаса.
— Хорошо, — так же покорно согласился толстый монах. — Молчание — золото, как сказал блаженный Эстуал графу Войстрехту, когда тот потребовал отслужить молебен, но отказался платить.
Вечерело. Дождь усилился, и на улицах не было ни души, только шелестели капли, да хлюпала вода под башмаками монахов. Четверка пересекла небольшой городок, покружила по кривым переулкам и наконец вышла к нужному зданию. Здесь старший велел подождать и выслал самого молодого спутника проверить, не крутится ли кто поблизости.