– Идем? – прошептала Анастасия.
Игорь молча кивнул.
Они взялись за руки. Прошли мимо узкого дворика справа, с забитыми железными листами окнами первых этажей. В остальных окнах свет не горел, словно тут никто не жил. Но машины во дворе стояли – значит, все же тут есть люди? Или – не люди? И это вовсе не машины, а кареты приехавших на бал гостей? Просто прикинулись машинами, чтобы не выделяться?
Они вошли под арку. Справа, в нише с вазоном с засохшими цветами, чуть заметно светились на стене буквы. В память людей этого дома, погибших в 1937-м и на войне. Светились буквы сами, чуть заметно, и лицо Анастасии, когда она подошла посмотреть поближе, высветилось, как на старой черно-белой фотографии.
Игорь подождал. Странное состояние. Не хочешь идти, но понимаешь, что иначе никак нельзя. Лучше подумать о том, что потом все это так или иначе останется позади. Если только будет это самое «потом»…
Анастасия взяла его за руку, и они снова двинулись вперед. Вышли из арки во дворик, к остаткам стены и запертой двери, за которой ничего не было, кроме короба с трубами. В углу двора одиноко спал серебристый джип, хотя в окнах соседних домов не было ни единого огонька. Тенекот или кототень поджидал их на пороге.
Анастасия остановилась у двери, сосредоточенно глядя на нее и не решаясь войти. Игорь ждал. Сердце вдруг начало биться все быстрее и быстрее. По спине пошел знакомый щекочущий холодок. Анастасия решительно толкнула дверь – хотя та открывалась вроде бы наружу – и вступила в открывшийся темный проход. Игорь глубоко вздохнул и шагнул следом.
Дверь за спиной захлопнулась.
Дохнуло зимним арбузным воздухом.
Впереди замерцал, а потом постепенно – как бывает, когда включают лампы дневного света, – разгорелся свет. Он был мягким, кремово-розовым и дрожащим, как от множества свечей. Вдалеке послышалась музыка.
«А назад уже поздно, – подумал Игорь. – Ну что же…»
Он расправил плечи и взял Анастасию под локоть. И вместе они вступили на полированные плиты цветного мрамора, в которых отражались неяркие огни.
Они стояли в огромном вестибюле. Прямо перед ними был гардероб, где сидела среднестатистическая гардеробщица и читала старинный фолиант, прикованный к стойке. По обе стороны гардероба вверх уходили две лестницы, сходившиеся на галерее. Прямо посередине ее виднелась арка, завешенная тяжелыми темно-пурпурными шторами, откуда и доносилась музыка. Вестибюль был пуст, гулок и высок. Внешняя стена, полукруглая, стеклянная, метров двенадцати высотой, открывала вид на ночной заснеженный город над замерзшей белой рекой. Темные дома на темном фоне неба, белый простор ледяной реки.