— Господи! — по-английски выкрикнул Руфус. — Там ранчо подожгли, что ли?
— А что ж еще? — невозмутимо ответил Герейра на родном языке. — Я давненько не бывал в этих краях, но если правильно помню и ничего не перепутал, то это имение Лэнгфорда. По крайней мере, бывшее.
— Так чего ж мы дожидаемся?! Нельзя же им позволить… — и тут Руфус осекся. Понурив голову и ссутулившись, он пробормотал: — Inutilis est.[32]
— Во-первых, мы почти наверняка опоздали, — на той же латыни напомнил ему Таррант, — а во-вторых, нам не справиться с целым отрядом.
Герейра лишь пожал плечами — он уже привык, что двое янки то и дело переходят на какой-то иной язык. Время от времени его ухо ловило в незнакомых звуках одно-два слова из церковной службы, но и только — тем более что выговор у них был совсем не такой, как у пастора. Просто они сумасшедшие, вот и все — кто ж еще, кроме сумасшедших, примется разыскивать ступивших на тропу войны команчей?
— Так вы хотите говорить с команчами или нет? — вклинился он в разговор. — Если полезете в драку, то навряд ли сумеете столковаться с ними. Так что давайте подкрепимся и двинемся в путь. Если повезет, они не успеют убраться оттуда до нашего появления.
Двое сыновей Герейры, Мигель и Педро, поднялись еще с рассветом и принялись хлопотать у костра. Оба юноши выросли в странствиях и прекрасно знали уклад походной жизни. Над углями исходил паром кипящий кофейник, а рядом шипели сковородки, где плавали в жиру кусочки бизоньего мяса и бобы мескито. Поиски непоседливых индейцев гнали путников вперед и вперед, охотиться они не успевали, а запасы бекона уже вышли, осталось только сало для стряпни — зато вполне хватало кукурузной муки, чтобы печь лепешки тортилья, а два дня назад Герейре-старшему повезло подстрелить пекари, причем с изрядного расстояния. Каждый степной охотник волей-неволей должен был научиться бить без промаха.
Отложив мытье и бритье на потом, путешественники быстро поели, привели в порядок снаряжение, справили нужду, а затем вскочили в седла и поспешили на восток. Герейра иногда срывался с рыси на легкий галоп, но случалось, что и придерживал лошадь до шага. Спутники старательно подлаживались под него, стараясь перенять его манеру верховой езды. Хоть с виду в этом не было ничего хитрого, бережное отношение к лошадям позволяло проскакать за день много миль; да и позволить себе дурно обращаться с животными они не могли — в отряде на каждого было всего по одной запасной лошади, да три вьючных мула на всех.
Солнце поднималось все выше, ветер стих, и воздух начал прогреваться. От разгоряченных лошадей исходил терпкий запах пота. Тишину прерии нарушал лишь топот копыт, поскрипывание ремней да шелест расступающейся сухой травы. Дымок на горизонте сначала стал гуще, потом ветер мало-помалу развеял его — над тем местом, откуда он поднимался, высоко в небе кружили черные точки.