— Видишь дым? — Менгу едва сдерживал смех. Угрожать ему маленькой игрушкой? Саккаремцы безумны! Сотник чуть развернулся в седле и вытянул руку к полуночному восходу. Там догорала деревня, в которой он взял рабов. — Хочешь, чтобы твой улус превратился в пепел? Хочешь, чтобы твои соплеменники умерли? Открой ворота!..
Чик! С-с-с…
Хан Шехдада ответил не словами, а выстрелом. Менгу показалось, будто щелкнула сухая ветка в костре, а потом раздалось шипение искры, взлетающей над пламенем в ночное небо. Искра оказалась очень горячей — будто обугленной палкой ткнули в левую руку рядом с плечом.
Стрела — короткий болт с древком из неизвестного Менгу черного дерева и четырехгранным, очень тяжелым наконечником — разорвала кожу и часть мышцы на плече, пролетела дальше, ударившись о круп лошадки, вошла в ее плоть и там застряла до половины. Лошадь, тонко завизжав, поднялась на дыбы, и Менгу едва сумел ее сдержать. Он плохо понимал, что произошло. По руке течет кровь, всегда послушный и даже в чем-то робкий скакун беснуется, будто демон, живущий в пещерах Полуденных гор, а…
А наверху, на стене, смеются. Так, будто увидели забавного сумасшедшего или удивительного урода из отверженных, которые слоняются по Степи, добывая пропитание у людей, которым показывают свои извращенные природой члены.
"С-смеетесь?.. — зашипел Менгу, не открывая, однако, рта. Ярость, сдержанная в словах, явственно проявилась в его мыслях. — Назад! К своим! Танхой присоветует, что делать… Пусть они не слушали меня, но не слушать хагана…"
Лошадь почти не повиновалась и сильно хромала, двигаясь обратно к сотне, выстроившейся полумесяцем. Менгу ощущал, как у кобылки утяжелилось дыхание, и видел, как на гладкой, темной шее выступила грязная пена. Она пала, не дойдя двадцати шагов до Танхоя, сидевшего на своем скакуне, будто бесчувственный идол, вырезаемый из дерева закатными мергей-тами.
Менгу увидел, как пыль, окружавшая дорогу, рванулась к нему, правую ногу едва не придавило тушей лошади, но сотник успел соскочить и откатиться в сторону.
Танхой быстро сошел с седла и подбежал к своему командиру. За ним следовали несколько нукеров.
— Рана не опасна, — бормотал пятидесятник, с не присущей его небольшому росту силой поднимая на ноги высокого и широкоплечего Менгу. — Помазать жиром, перетянуть тонким войлоком…
— Лошадь! — рыкнул Менгу, оглядываясь. Несчастная животина уже издыхала.
— В Сейтат-улусе выберешь себе самую лучшую, сотник, — уверенно пообещал Танхой. — Пока забирай мою.
— Бейте их стрелами, — приказал Менгу, зло высматривая на стене приметный синий тюрбан хана. — Всех, кого увидите. Только человека в синем чапане не трогать.