— Она по мобильнику, а у вас под рукой десять телефонов, и вы не могли?
— Растерялись мои люди, — твердил директор.
— Чья была милиция?
— Я так разумею, что местное отделение. Приехали, осмотрели и ушли. Да тут уже никого и не было. Избитого парня бритоголовые уложили в целлофановый мешок — это чтобы, значит, салон не попортил — и в километре отсюда выбросили. «Скорая» подобрала.
— Вы откуда знаете, что в километре?
— Сказали…
— Ничего. Я знаю человека, который все раскопает и достанет главного мерзавца из-под земли.
Когда менты убрались, директор ресторана по мобильнику проинформировал Борца.
— Приезжали тут. С милицейским генералом во главе. Вы его дочку затрахали.
— Кто ж знал? — прогудел Борец.
— Сдалась тебе эта девка! — с досадой воскликнул директор, мысленно подсчитывая убытки. — Сколько баб не то что побегут, а приползут! И еще оближут всего. Только позови! А этот папаша тебя теперь достанет.
— Или я его, — послышалось в ответ.
Директор ресторана мгновенно умолк.
— Ну что молчишь?
— А то, что генерал грозился кого-то натравить на тебя. Говорит, этого мерзавца…
— Ну ты брось… Эти слова к себе примеряй. Фамилию называл?
— Да… Турецкого какого-то.
— Это тебе не «какого-то»! Это тип серьезный. Ну да ладно… Придется предупредить.
— Кого?
— Не твоего ума дело.
В трубке послышался отбой.
На телевидении всегда царит праздник. И этого ощущения не могут поколебать ни озабоченные лица сотрудников, ни всеобщая суматоха. Всякий раз, приезжая в Останкино, Борис Лукьянов испытывал праздничные ощущения, даже когда предстояла серьезная работа, которая требовала большой предварительной подготовки, нервов, сосредоточенности. Опытный тассовский журналист с двадцатилетним стажем, он прекрасно понимал, что и здесь, на телевидении, существует нервотрепка, нагоняи от начальства, ссоры, склоки, зависть, подсиживание или, лучше сказать, подсматривание, словом, как говорится, в каждом дому по кому. Но в ТАССе конфликты касались вполне определенных людей, известных ему, дружественных или, напротив, антипатичных, специфических ситуаций, о которых ему было доподлинно известно. Поэтому там за непрерывными заботами не чувствовалось праздника, а была вполне нормальная потогонная работа. Сиюминутное удовлетворение от прошедшей в печать заметки уравновешивало многочасовые, а иногда и многодневные хлопоты и писанину, которые забирали всю энергию и тут же забывались и переставали тяготить. Прожорливый телеграфный молох пожирал всю поступающую информацию, невзирая на количество, тут же выбрасывал в газеты телетайпные полосы и вновь требовал еще и еще. За этим стояли новые задания, знакомые люди со своими недостатками и прочей чепухой, страхи, обиды, удачи, везение.