Он понимал, что пауза слишком затягивается и надо что-то говорить, а то уж больно все получается подозрительно.
— Ну, вижу, вспомнил? — оборвал стремительный поток мыслей Абушахмин.
— Вспомнил, Борис Михайлович, конечно, вспомнил, как можно не вспомнить? «Крыть» нас приезжал. Очень грубый человек. Но когда узнал, что мы в «крыше» не нуждаемся, стал ругаться, угрожать стал, а потом пообедал и уехал. Платить не стал. Грубый человек.
— Почему я об этом не знал? — спросил Абу, но ответ ему был не нужен. Врет, старая задница. Не стал бы Плешаков лично кому-то свою «крышу» навязывать. У него для этого «шестерки» есть. Но почему врет Гегам? Чего боится? Может, сговорились уже?
— Значит, «крыть» собирался… — сделал вид, что поверил, Абу. — А угрожал как? Может, что показывал? Шантажировал, да?
Гегам вспотел. Неужели этот бандит все уже знает?! Но откуда? Они с Артуром договорились, что ни одна живая душа не пронюхает об опасном договоре с Плешаковым, на который им пришлось пойти из боязни, что бандиты узнают о той записи. Выходит, что-то где-то просочилось? Но где? Откуда?..
— Просто угрожал… Шею свернуть обещал.
— Это тебе-то? — презрительно хмыкнул Абу. — Так у тебя ж ее и так нет! Разве что у Артурчика… Так куда, говоришь, брат отъехал? Сейчас мы его разыщем.
— В Сергиев поехал.
— Домой, что ли?
— Может, домой, — неохотно согласился Гегам. — Не знаю. Попросил меня побыть тут, на всякий случай. С кем-то из поставщиков встретиться хотел.
— Ну ладно, подождем, а там видно будет. Теперь скажи, кто и как помогал этому Плешакову записывать все наши застольные беседы?
Вот оно — самое страшное! Лоб Гегама стал не просто влажным, а потек. И это тоже не ускользнуло от пронзительного взгляда бандита. Если они начнут пытать, Гегам был просто уверен: он долго выдержать не сможет. А если не сможет, значит, смерть. Другого от бандитов ожидать невозможно. Если бы Артур был рядом, может быть, им удалось бы вдвоем убедить Абушахмина, что они тут абсолютно ни при чем, что они в первый раз об этом слышат, Артур умеет убеждать, хоть и младший брат…
— Я не… — умирая от ужаса, простонал Гегам.
— Не хочешь говорить правду? Тогда ответь, сколько Плешаков тебе заплатил за эти записи?
Гегам рухнул на колени, молитвенно сложив пухлые руки у лица:
— Поверьте, Борис Михайлович…
— Как знаешь, сам виноват. — Абу принял жесткое решение. — Миша! — кивнул он одному из своих охранников. — Позови сюда моего Жору. Хочу, чтоб он по-своему поговорил с этой жирной свиньей.
Охранники быстро переглянулись и хмыкнули: им были известны гомосексуальные наклонности громилы-водителя. И картинка здесь предстояла забавная.