Теперь Айшат, видимо, поняла все, что ей говорил урус. Фомка ждал благодарного взгляда, но она даже не посмотрела на него. Он постоял, подождал немного и растерянно зашагал к своим, вспоминая еще одно чеченское слово, которому когда-то учил его дед Епишка. Вспомнил! Зезаг! Зезаг, что означает «цветок».
— Зезаг — Айшат… Зезаг — Айшат, — повторял про себя Фомка Ивашков, наступая ногами на мелкие полевые цветы и не видя устремленного ему в спину пронзительного, черного взгляда.
Не слышал он и слов, брошенных ему вслед из-под складок платка:
— Гяур урус… Шайтан урус…
* * * * *
«Сушки» федералов улетели.
И земля больше не сотрясалась от взрывов. Пока. Пока не прилетели вертолеты. А улетят вертолеты, русские ударят артиллерией. Айшат уже научилась различать артналет из реактивных «градов» от огня самоходных стопятидесятимиллиметровых гаубиц. Айшат привыкла к войне.
«Сушки» федералов улетели.
У них теперь было еще полчаса, чтобы поделать необходимые домашние дела.
Надо было принести в подвал воды для питья, приготовить обед, проверить баранов и коз… Куры, те все разбежались и разлетелись — беги, собирай их перепуганных по всему селу… хотя и от села-то ничего не осталось…
Айшат засобиралась к колодцу.
— Ты куда, мама? — спросила она, заметив, что мать семенит к воротам.
— Мне нужно до школы добежать, вы с Сажи без меня лепешек напеките, а я до школы и назад, — на бегу ответила мать.
«Странная она, — подумала Айшат, — мир рушится, дом рушится, а она все про свою школу беспокоится»…
Мать была в их школе и завучем, и учительницей русского языка, и методистом краеведческого музея… Она гордилась, что в их коллекции были два автографа Льва Толстого. И подлинники дневников русского писателя Николая Иртеньева… Какая непатриотичная гордость! Толстой и Иртеньев воевали с их предками. С их прапрадедушками.
А мать теперь хранит их дневники.
Вон — побежала!
Отец ведь учил: нокча должен помнить семь колен своих предков, а чеченская женщина — все восемь! Вот и Айшат с маленькой сестрицей Сажи знали назубок, что дедушку, который построил их дом — звали Бислан, и что он похоронен на горе, возле старой башни. И там же похоронен прадедушка Ахмад. И там же его отец — прапрадедушка Султан. И там же, на горе, сидя лицом на восток, вкопан в их каменистую землю — отец прапрадедушки Султана
— Довгат. Довгат воевал с русскими, когда здесь бывал Лев Толстой… Они, может, и виделись.
Встречались в бою и стреляли друг в друга. А мать вот побежала теперь за русскими дневниками.
Айшат натаскала воды.
Проверила, как маленькая Сажи месит тесто для лепешек. Растопила печь.