Людовик XVI с торжествующим лицом обернулся к королеве.
– Что же вы скажете после этого, мадам? – спросил он. Это был намек на то, что королева часто упрекала его за увлечение столь странным для короля ремеслом.
– Да я ведь ничего и не говорю, – отвечала Мария Антуанетта. – Я ведь не говорю, что дурно быть слесарем, я только говорю, что иногда не дурно быть и королем.
Людовик XVI торопливо попрощался с женой и ушел – для того чтобы встретить Лафайета и убедить его, что все в порядке.
– Прошу вас, выйдите первая, – прошептала мне на ухо королева. – Надо проверить, нет ли там стражи.
Я вышла во двор, прошла несколько шагов, вслушиваясь в ночные звуки. Всхрапывали лошади…
– Все спокойно, – сказала я, вернувшись.
Порядок выхода из дворца уже давно был расписан. Первой должна была идти мадам Элизабет, ибо ее из всей королевской семьи стерегли менее всего и она меньше всего интересовала стражу. Перекрестившись, она отправилась в путь по трем дворам Тюильри. За ней должны были последовать мы – королева и я, изображая из себя двух подруг-служанок. Если бы кто-то остановил нас, я должна была взять всю опасность переговоров со стражей на себя.
Мы каждую минуту ожидали, что ночная темнота принесет нам известие о том, что мадам Элизабет задержана. Но темнота молчала. Тогда мы обе поняли: пора.
– Идемте, государыня, – сказала я. – Надобно решиться. Взявшись за руки, мы прошли через двор, затаив дыхание, ступая тихо, как кошки, и не задумываясь даже о том, насколько унизительно такое поведение. Впереди был выход из Тюильри, а там – площадь Карусель, улица Сен-Никез, Ферзен и такая желанная для королевы свобода. Я на минуту совсем забыла о том, что сама остаюсь в Париже. Все было так, будто я тоже убегаю.
Мы совершенно без всяких приключений миновали все три двора, перепрыгивая через протянутые цепи, как обыкновенные служанки. Лишь только раз мы встретили караульного, который не обратил на нас никакого внимания.
– Слава Богу! – сказала королева. – Один трудный шаг уже сделан.
Но, подходя к калитке, выходившей на площадь Карусель, мы обе заметили гвардейца, который расхаживал взад и вперед. Вероятно, от чрезвычайно сильного напряжения, в котором я долгое время пребывала, сердце у меня ушло в пятки.
– Боже мой, государыня, – прошептала я едва слышно, – мы пропали, этот человек узнает нас.
Гвардеец действительно остановился и пристально глядел в нашу сторону.
Мария Антуанетта сильно сжала мне руку.
– Что же делать, дорогая, – сказала она шепотом, – если мы повернем обратно, то тогда уж окончательно пропали.