– А король? – раздался возглас.
– Короля давно следовало бы заставить развестись со своей Австриячкой и отослать ее в Вену… Короли ведут нацию к пропасти! А Собрание, узаконившее наследственность трона, обратило Францию в рабство! Отменим навсегда звание и должность короля, превратим королевство в республику!
Толпа санкюлотов взревела, в восторге аплодируя и размахивая красными колпаками. Женщины пританцовывали на месте и подбрасывали вверх чепцы.
– Я иду к якобинцам! – гремел голос Дантона. – И вы, добрые граждане, тоже идите со мной! Мы поддержим честных патриотов, таких, как Робеспьер, Петион и Грегуар! Мы поддержим их и, если понадобится, умрем вместе с ними!
– К якобинцам! К якобинцам! – вихрем пронеслось над площадью. – Вперед, к Непреклонному! Вслед за Дантоном!
Я пожала плечами.
– Кто такой этот Непреклонный?
– Так они называют Робеспьера, – сказала Изабелла. – У всех главарей этой революции есть такие прозвища.
Я задумалась.
– Признаться, имя Робеспьера все чаще звучит в Париже. Вы знаете его?
– О, моя дорогая, вы будете разочарованы. Я видела его несколько раз и скажу вам, Сюзанна, по его внешнему виду нельзя было предположить, что он на что-то способен. У него был такой старомодный парик, странный оливковый камзол… Он смешон и совершенно невзрачен как мужчина.
– Как мужчина? Откуда вы знаете? Изабелла рассмеялась.
– Дорогая, мой опыт позволяет определить это даже на расстоянии. Не во всех случаях, конечно. Но в этом случае – да. Фи, этот человек был так жалок.
Хорошенький белоснежный носик Изабеллы капризно вздернулся. Я пораженно смотрела на нее.
– Как вы могли жить со своим старым мужем? – невольно вырвалось у меня. – Ему ведь уже шестьдесят восемь!
– Вы имеете в виду, удовлетворял ли он меня? О, дорогая! – Изабелла снова рассмеялась. – Мне двадцать восемь лет, а замуж я вышла тринадцать лет назад, и тогда мой бедный старый Жером еще кое-чего стоил. Но все равно, соседство Жерома никогда не было мне по вкусу. Я была такая глупая, невинная, прямо из монастыря… Мой муж допустил большую ошибку, отправив меня в Версаль. Там быстро нашлись кавалеры, готовые оценить меня по достоинству. Если хотите знать, таких кавалеров было ровно…
Внезапно остановившись, она после паузы закончила:
– Нет, лучше не буду говорить об этом. Я боюсь… боюсь слишком испугать вас.
– Что, это до такой степени страшно, Бель? – спросила я улыбаясь.
Она не ответила, и улыбка с ее лица исчезла.
Толпы людей, окружавших нас, бежали в Тюильри. Мы пошли вслед за ними. Не без трепета переступила я порог дворца. Крики, болтовня, брань неслись со всех сторон. В Тюильри царил разгром. Кипы бумаг в пухлых папках, белые исписанные листы устилали паркет и летали по воздуху. Все шкафы были выворочены, вещи разграблены: толпа тащила все, что попадалось под руку. Ради забавы санкюлоты с грохотом разбивали об пол статуэтки, крушили светильники и лепку на стенах, железными крюками обдирали атласные шпалеры салонов. К портьерам подносили зажженные факелы и со смехом наблюдали, как пылает дорогой бархат.