Он стал говорить, и на меня обрушился целый поток известий, одно неприятнее другого. Оказалось, леса у нас есть, но их фактически расхватали крестьяне; крестьяне должны платить мне за это, но не платят, и с ними лучше не ссориться. Швейные мануфактуры находятся в упадке и работают почти в убыток: теперь везде внедряются английские машины, а у нас нет денег, чтобы их закупить и обновить производство. Бархатные фабрики тоже находятся в полуразоренном состоянии, ибо ткани сейчас продаются плохо. Их просто некому продавать, так как Франция лишилась знати. Наши владения на Мартинике уже, можно сказать, не наши, потому что остров отрезан от метрополии по причине беспорядков и восстания негров. Судно «Габриэль», оказывается, затонуло еще до революции.
– А фарфоровый завод в Севре? – спросила я.
– Убыточный.
– О Господи, а мои особняки? Паулино вздохнул, поднимая глаза.
– Хоть этим я могу вас обрадовать. Особняки в полном порядке и очень дорого ценятся. Их убранство выше всяких похвал. К тому же сейчас есть много выскочек, которые из тщеславия хотят приобрести отели аристократов. Вся обстановка этих двух домов потянет на три миллиона, а если еще учесть картины в особняке на Вандомской площади, то выйдет и три с половиной. Нужно только найти хорошего покупателя, который по достоинству оценит и старинную мебель, и ковры, и всякие драгоценные безделушки… Я могу заняться этим, мадам. Мы навсегда освободимся от Клавьера и даже сможем завести недурную ренту.
– Ты так думаешь? – спросила я тихо.
– Я все это проверил, мадам.
– А если у Клавьера есть новый сюрприз? Мы получим эти миллионы, а потом все пойдет в уплату долгов? С чем же я тогда останусь?
– Мадам, вы можете поступать как знаете, но я предложил вам единственно возможный выход, поверьте.
– Мы не станем продавать особняки.
Мулат удрученно смотрел на меня. Тогда я выкрикнула почти раздраженно:
– Я скорее умру, чем стану распродавать то, что мне так дорого! Все, что угодно, только не это!
В тот миг мне это действительно казалось невозможным. Столько моих предков собирали все это, и вот появилась я, глупая и легкомысленная Сюзанна де ла Тремуйль д'Энен, – появилась, чтобы все это пустить по ветру… Да я умру со стыда. Лучше…
На миг я подумала даже о том, что, может быть, лучше сдаться, уступить? Ведь проблему с Клавьером можно решить одним махом. Надо только признать свое поражение и согласиться с его условиями. Разве это так уж трудно? Я теперь свободна.
Но меня тут же с умопомрачительной силой обожгло горячее чувство протеста и возмущения. Нет, этот выход тоже неприемлем. Я поняла, что просто физически не способна признать, что Клавьер выиграл пари. Да и что он выиграл? Неужели он думает, что если я буду бедной, то найду его более приятным? Да он мне просто омерзителен! Нет, я с кем угодно соглашусь на это, только не с ним! Об этом даже думать нельзя!