– Вы скорее окажетесь в аду, чем я когда-нибудь приду к вам за чем бы то ни было, господин Клавьер.
Он с наглостью, которой я даже от него не ожидала, прижал меня к себе.
– Ад вскоре наступит для вас, – прерывисто прошептал он. – Зря вы со мной танцевали, дорогая. Я, можно сказать, воочию убедился, что такого гибкого нежного стана, как ваш, – еще поискать… Так неужели вы, мой ангел, думаете, что я уступлю?
– Придется, – проговорила я насмешливо.
– Значит, борьба продолжается?
– Какая борьба? Я даже не заметила, что с кем-то воюю.
– Ну, так очень скоро заметите. Когда вы вернетесь в Париж, то обнаружите там небольшой подарок – счет на пятьсот тысяч ливров. Вам придется их уплатить, моя дорогая. Ваш муж наделал немало долгов, покупая вам сногсшибательные драгоценности. Уж и не знаю, что это было с его стороны – любовь или ненависть. Может, он предвидел, чем это для вас обернется?
Он, наконец, отпустил меня, и я пошла прочь, даже не задумываясь над его словами. Они вылетели у меня из памяти в одну минуту.
Голова у меня кружилась. Чувство ирреальности, сказочности все возрастало. Мерцание карнавальных огней, сияние блесток в бархате ночи, журчание фонтанов и мелькание маскарадных масок создавали иллюзию сказочного водоворота, волшебства, похожего на то, что испытала Золушка в фантазиях господина Перро. Я остановила лакея, взяла с подноса бокал токайского и стала пить, пить, пить… Мне хотелось забыться, хотелось быть опьяневшей, чтобы глубже погрузиться в то, что происходило вокруг меня.
Поставив бокал, я тихо рассмеялась. Разве можно было не смеяться на маскараде? Я чувствовала на себе мужские взоры, скользящие по всему телу – от глаз и волос до груди и туфель. Выпитое вино горячей волной пробегало по жилам. Я была пьяна и знала об этом, но нисколько не стыдилась. Кто посмел бы быть серьезным и трезвым здесь, среди умопомрачительной иллюминации Шенбрунна, жарких вздохов и самых зажигательных танцев? Веселая музыка из последней оперы Моцарта окутывала сознание приятным туманом. Я смеялась… Сейчас мне не нужен был никто, даже встреча с Клавьером казалась безразличной. Я погружалась в собственное странное возбуждение, в наркотическую чувственность, пикантную и острую.
– Вы совсем забыли обо мне, дорогая кузина, – услышала я жаркий шепот у своей щеки.
– Ах, Кристиан!
Я почувствовала, что едва держусь на ногах. Меня шатало. Я оперлась на его руку и закрыла глаза. Он обнял меня за талию.
– Что это вы так таинственно улыбаетесь? Празднуете свою победу?
– Какую победу?
– Над звездами. Они сияют в ваших глазах. А что же им еще остается? На небо нынче никто не смотрит, – все глядят только в ваши прекрасные глаза, черные, как у лани…