Он целовал меня. Так хорошо, что я сама себя забыла. Забыла, при каких обстоятельствах мы встретились и что нас окружало. Возможно, я слишком долго была несчастна и одинока. По натуре совсем не созданная для одиночества, я была рада любому проявлению тепла и любви. Тем более если они исходили от мужчины, такого красивого и умного.
Да, все было более чем прекрасно. Даже этот уже знакомый мне запах одеколона, смешивающийся с терпким вкусом коньяка на его губах. Терпким и горьким – это было даже пикантно. И было так хорошо, когда он прикасался ко мне, осторожно расшнуровывая корсаж, – прикасался к груди, талии, плечу, с которого сползала ткань, так, что от этих ласк у меня предательски заныл низ живота и отвердели соски. Вторая его рука вытаскивала шпильки из моих волос.
Но, хотя кровь и стучала у меня в висках, я вдруг ошеломленно подумала: он ведь здоров.
Да, здоров. Несомненно. И плечо у него нисколько не болит – иначе бы он не обнимал меня обеими руками.
– Так вы не ранены? – спросила я почти тупо.
– Сокровище мое, я здоров. И как я счастлив сейчас, что здоров!
– Счастливы?
Сказанное мгновенно дошло до моего сознания. Он не ранен! Он все это выдумал, чтобы… ах, только Богу известно, что у этого обманщика на уме!
С возгласом возмущения я вскочила на ноги и, вероятно, опрокинула бы кофейный столик, стоявший сзади, если бы граф не удержал меня за руку.
6
– Вы лгун! – заявила я в бешенстве, тщетно пытаясь освободиться. – Отъявленный негодный лгун! Вы самый ужасный лицемер из всех, каких я только видела!
– Гм, и многих повидали?
Его наглость лишила меня дара речи.
– Вы… Вы… – Я лишь бессильно топнула ногой.
Меня жгла мысль о том, как он, вероятно, забавлялся в душе. Как я могла поверить? Да еще поддерживать его за руку, пригласить в свой дом. Правда, не совсем пригласить, но все-таки! Он навязался, а я не отказала.
– На что это похоже, я вас спрашиваю? Кто позволил вам так шутить со мной? Я этого не люблю!
– У этого дела есть и другая сторона, – произнес он мягко.
Я выжидающе смотрела на него. Возмущение мое не улеглось, но мою руку он по-прежнему удерживал в своей. Взгляд его изменился, и он почти умоляюще произнес:
– Вы думаете, это была насмешка с моей стороны? Подумайте лучше, как был смешон я, устраивая все это!
Его тон был таким неожиданно-просящим, как у больного ребенка, и это меня обезоружило. Я даже стала склоняться к мысли, что он не хотел сделать ничего дурного. Может быть.
– Вы только представьте, какой спектакль мне довелось разыграть. И все ради моей слишком злопамятной кузины!