Графиня и близко не подпускала других женщин к своему окружению. Она находила их скучными, к тому же, с ее точки зрения, они были просто излишни, поскольку сама она могла безраздельно владеть мыслями и вниманием одновременно дюжины мужчин; на вечерах ее всегда царила блестящая, остроумная и даже чуть пикантная атмосфера.
В отместку отвергнутые ею дамы из русских переселенцев объявили, что ни за что на свете не появятся на людях в обществе графини; они горячо желали, чтобы их женихи и мужья последовали их примеру и столь же рьяно соблюдали приличия. Передергивая плечиками, хмыкая и поджимая губы, эти оттесненные в тень красавицы давали понять, что существует некоторая причинная связь между двумя удивительными парадоксами в жизни графини: первый заключался в том, что та жила на широкую ногу, соря деньгами, хотя всем было известно, что приехала она в Шанхай без гроша в кармане; вторым же было то, что она постоянно появлялась в окружении лучших мужчин из их интернациональной колонии, о которых Другие дамы могли только мечтать.
А ведь она начисто была лишена всех тех добродетелей, которые, как матери обычно внушают дочерям, гораздо важнее для женщины, чем красота и очарование. Местные дамы рады были бы причислить графиню к той категории русских женщин, которые тонкой струйкой просачивались в Китай из Манчжурии, продавая жалкие тряпки и украшения, захваченные ими во время бегства из России, а затем торгуя собой, чтобы не умереть с голоду. Однако скучные, добропорядочные хранительницы семейных очагов отвергли все же эти предположения, отлично сознавая, что графиня – одна из удивительных, но не столь уж исключительных женщин из бывшего придворного окружения, русская аристократка, не имеющая ни капли славянской крови в своем слишком уж открытом всем взглядам (а возможно, и слишком доступном) теле. Александра Ивановна (настоящее имя ее отца было Иоганн) происходила из рода Габсбургов и имела родственные связи с младшей ветвью германской королевской семьи, которая эмигрировала в Англию, не захватив с собой других рекомендаций, кроме фанатичного протестантизма, и через некоторое время сменила свое имя на другое, не носящее и отзвука воспоминаний о варварстве гуннов. И все же достойные и добронравные дамы из местного общества порой осмеливались утверждать, что даже принадлежность к такому древнему роду не является твердым залогом высокой нравственности и твердых моральных устоев, несмотря на надменное высокомерие графини, с успехом их заменяющее в эти безумные дни, когда все летит кувырком.