Шелленберг выходит из-за стола.
— Присаживайтесь, господа. Что нового в Мюнхене, дорогой Рейнике? Когда вы вернулись?
— Только вчера, бригаденфюрер.
— И, очевидно, расстроены? Те молчат?.. Терпение, и они заговорят. С русскими всегда не просто.
— Благодарю, бригаденфюрер!.. Я как раз потому и позвонил вам, что комиссар Гаузнер имеет к этому отношение.
«К чему?!» Гаузнер обращается в слух. «Осторожно, Фридрих, — говорит он себе. — Ни слова лишнего!»
Шелленберг приветливо улыбается.
— Я помню: трио — Модель, Шустер, Гаузнер. Чем вы хотите порадовать нас, комиссар?
— Простите, бригаденфюрер… в каком смысле?
— В отношении ПТХ.
— Бригаденфюрер извинит меня, но я… Не лучше ли выяснить все через обергруппенфюрера?
— Через Мюллера?
Шелленберг уже не улыбается.
— Предпочитаю информацию из первых рук. Что вас смущает, Гаузнер? Не прикажете ли тянуть вас за язык?
Гаузнер мгновение борется с собой. Решается. Голос его звучит твердо.
— Обергруппенфюрер будет недоволен.
— О, пустяки!.. Я хочу сказать, что его неудовольствие может показаться вам пустяками в сравнении с неудовольствием рейхсфюрера!.. Слушайте, Гаузнер, и запоминайте: ПТХ занимаюсь я! Я, а не гестапо и абвер.
— Мне это не известно.
— Это так, Фридрих, — вмешивается Рейнике.
— Вы слышали?
Гаузнер чувствует себя зерном, попавшим между жерновами. Шелленберг способен растереть его в пыль. К тому же, кто знает, вполне вероятно, что Шелленбергу действительно поручено дело с передатчиками?
Шелленберг кладет ему руку на плечо:
— Садитесь, Гаузнер. Можете курить, если хотите. Покурите и расскажете мне все.
— Бригаденфюрер берет на себя ответственность?
Гаузнер прекрасно понимает, что выхода нет. Шелленберг добьется своего. Этот всегда улыбающийся «теневой Гиммлер», по слухам, подкопался под всех — Мюллера, Кальтенбруннера и почти всесильного Канариса. Эту сплетню передают из уха в ухо, и Гаузнер не сомневается в ее достоверности.
— Ну вот и прекрасно, — говорит Шелленберг, выслушав доклад. — Что же предложил Шустер: от радистов — к резиденту? Мысль недурна. Канарис знает о ней?
— Не думаю, — говорит Гаузнер. — Модель собирался в Берлин не раньше октября.
— Вам нравится Брюссель?
— Отличный город, бригаденфюрер!
— Ровно не хуже…
— Ровно?
— Это на Украине, — вмешивается Рейнике.
Шелленберг отрывается от бумаг, переданных Гаузнером, — бумаг, которые заключают в себе подробности по делу брюссельской радиогруппы. Улыбка Шелленберга становится почти нежной.
— Вот именно.
— Я поеду туда? — догадывается Гаузнер. — Но за что?
— Это повышение, комиссар, награда за заслуги.