Гаузнер находит в себе силы протестовать:
— Я должен буду подать рапорт.
— Не стоит, Фридрих, — говорит Рейнике. — Те два баннфюрера, к сожалению, живы. Один из них важная шишка в ведомстве рейхслейтера Розенберга, а другой служит в штабе СС. Я знаком с ними обоими и берусь утверждать, что они очень злопамятны.
— А жизнь так прекрасна, — добавляет Шелленберг. — Не стоит ее осложнять… Итак, не смею задерживать вас, комиссар. Подождите в приемной…
Выходя, Гаузнер уже не слышит фразы Шелленберга, подводящей итог его многолетней карьере:
— Согласитесь, Рейнике, для Брюсселя ваш протеже не был находкой!..
Гаузнер принимает безразличный вид и усаживается в кресло. Сейчас остается одно — подождать.
Дверь плотно закрыта, и адъютант караулит ее с настороженностью цепного пса. За ней в эти минуты решается нечто большее, чем карьера комиссара Гаузнера. Речь идет о тайнах, недоступных даже для ответственных чиновников гестапо.
— Поймите меня правильно, Рейнике, — говорит Шелленберг без тени обычной улыбки. — Суть не в лаврах Канариса. Страдает дело! Мы попусту дробим силы, и рейхсфюрер согласен со мной в этой части. Когда речь идет о передатчиках Интеллидженс сервис во Франции и Голландии, я готов оставить их для абвера. Англичане слишком умны, чтобы рисковать своими асами; они подставляют под обух скороспелую агентуру из самих французов или голландцев… С русскими иначе. Их разведка не тотальна, но работает блестяще. Помните берлинскую группу? Где они только не имели людей — в министерстве авиации, в самом абвере, на Бендлерштрассе, в промышленности. Канарис в конце концов добрался до ядра, но только до него, а не до филиалов!
— Ну, ну, а Мюнхен?
— А сколько осталось? И что известно о них абверу и гестапо?
— При чем здесь гестапо?
— Вот это мило! Ну а Гаага? Ею занимались вы сами. Чего достиг там ваш Мюллер? Радиогруппа разгромлена, но источники, посредники и руководитель, — где они?.. А Марсель, Лилль, Антверпен?
Рейнике спокойно перебивает:
— Добавьте Женеву, бригаденфюрер. Там, кажется, оперируете вы?
— И вы тоже!
— Естественно…
— Не будем считаться, Рейнике. Радисты, арестованные в Мюнхене, молчат, и даже вам самому немногое удалось от них получить.
— Что же вы предлагаете?
— Совместную работу.
— А Канарис?
— Ему придется нам помочь. Ничего не поделаешь, об этом ему скажет сам Борман.
— Вы все продумали, бригаденфюрер?
— Многое решится на совещании. Я созову всех, кто заинтересован, завтра. Пойдет на это Мюллер?
— Думаю, что да… Но как быть с Гаузнером? Его нельзя так просто взять и передвинуть под Ровно. Что я скажу Мюллеру?