И все же, вопреки трудностям и лишениям, мы шли или, вернее сказать, тащились вперед. По пути я собирал наконечники турецких стрел и копий, которые, в том не было сомнений, можно было бы продать по возвращении домой. И еще я старался приободрить павших духом товарищей, хотя это и становилось все труднее и труднее.
– Поберегите слезы, – предупреждал Никодим, стойко переносивший посланные на нашу долю испытания. – Когда достигнем гор, пустыня покажется вам раем.
Он был прав. Крутые, лишенные всякой растительности и живности скалы встали на пути войска. Проходы между устремленными вверх каменными глыбами были столь узки, что лошади и повозки с трудом протискивались между отвесными стенами. Поначалу мы обрадовались, оставив позади палящий ад, но то, что ожидало впереди, было еще страшнее.
Чем выше мы поднимались, тем опаснее становились узкие тропы. Во многих местах, где дорога резко уходила вверх, нам приходилось тащить на себе овец, лошадей и груженные припасами телеги. Стоило поскользнуться, сделать неверный шаг, и человек, потеряв равновесие, исчезал в расщелине или срывался в пропасть, часто увлекая за собой товарища.
– Вперед, вперед! – гнали нас рыцари. – В Антиохии Господь вознаградит вас за все.
Но за одной вершиной открывалась другая, за пройденным поворотом виднелся новый, и тропа становилась все уже и опаснее. Даже многие из рыцарей подрастеряли былую спесь и, сойдя с коней, несли на себе тяжелые доспехи, мало чем отличаясь от простой пехоты.
Где-то на одной из вершин мы потеряли Гортензию – в повозке от нее осталось лишь несколько перьев. Одни подозревали, что это благородные господа устроили себе обед за чужой счет. Другие говорили, что гусыня, у которой здравомыслия оказалось больше, чем у людей, просто предпочла дезертировать, не дожидаясь верной смерти. Сам Робер впал в отчаяние. И было от чего – птица прошла с ним через всю Европу! Многие полагали, что вместе с ней от нас окончательно ушла удача.
И все же мы шли, шаг за шагом поднимаясь все выше, изнемогая от зноя, но веря, что на той стороне хребта лежит Антиохия.
А за ней – Святая земля. Иерусалим!
– Расскажи-ка нам историю, Хью, – попросил Никодим, когда мы вышли к одному особенно опасному перевалу. – И чем непристойнее, тем лучше!
Обвивавшая скалу тропа пролегала над бездонной пропастью, заглядывать туда отваживались немногие. Здесь каждый шаг грозил бедой, и малейшая ошибка могла стоить жизни. Что касается меня, то я вверил свою судьбу обычной козе, рассчитывая на ее размеренную поступь и инстинкт больше, чем на самого себя.