Я упал на землю, но все же услышал вскрик Софи:
– Хью, Хью!
– Этот, с морковной головой, должно быть, большой приятель мельника, – ухмыльнулся Норкросс. – Или его женушки. Так, говоришь, на треть? Что ж, от имени твоего господина принимаю это предложение. С сегодняшнего дня подати увеличены на треть.
Говоря это, кастелян снова опустил колесо. Лежа на земле, я слышал заглушенный водой стон Ало.
– Хотите драться? – заорал Норкросс. – Так деритесь во славу вашего сеньора, когда он потребует от вас этого. Но закон есть закон. Вы же понимаете, что такое закон? Понимаете?
Он не торопился поворачивать колесо, даже облокотился на него.
И тогда по толпе пронесся жалобный призыв:
– Помилуйте... поднимите мальчика. Поднимите.
Я сжал кулаки, мысленно ведя счет. Двадцать... тридцать... сорок...
Норкросс картинно вскинул бровь.
– Боже... совсем забыл о времени.
Он медленно повернул колесо, и город увидел распухшее, с широко открытыми глазами лицо мальчика. Рот у него был открыт, но жизнь уже ушла.
Мари дико вскрикнула, по лицу Жоржа текли слезы.
– Какая жалость, – вздохнул Норкросс, вращая колесо, пока безжизненное тело ребенка не оказалось вверху. – Похоже, доля мельника ему все же не по плечу.
Жуткая тишина повисла над деревней. И нарушили ее лишь всхлипы вышедшей из мельницы на подгибающихся ногах Эме.
– Трогаемся! – Норкросс дал знак своим рыцарям. – Думаю, они тут поняли, что хотел донести до них герцог.
Пересекая площадь, он остановился около меня и опустил ногу в тяжелом сапоге на мою шею.
– И не забудь про свое обещание, морковная голова. Я присмотрю за тем, как ты будешь расплачиваться со своим господином.
Тот страшный день перевернул мою жизнь. Вечером, когда мы лежали в постели, я рассказал Софи обо всем, что случилось, ничего не утаив. Мы всегда всем делились, как плохим, так и хорошим. Комнатка, служившая спальней, помещалась позади постоялого двора, и кроватями нам служили расстеленные на полу перьевые тюфяки. Я нежно поглаживал длинные белокурые волосы Софи, спускавшиеся едва ли не до талии. Каждое ее движение, каждый вздох напоминали, как сильно я люблю ее. Моя любовь нисколько не ослабела с того дня, когда мы впервые увидели друг друга.
Да, то была любовь с первого взгляда. А ведь мне тогда едва исполнилось десять лет!
Детство мое прошло в постоянных разъездах с группой странствующих голиардов, которым меня в совсем юном возрасте отдали после смерти матери, любовницы какого-то священника, когда скрывать мое присутствие в его доме стало невозможно. Эти люди отнеслись ко мне как к своему и воспитали соответственно, обучив латыни, грамматике и логике, преподав основы чтения и письма.