От счастья голова кругом пошла. Вот оно, вызывают… Прыгнул с печки, попал в валенки, схватил шапку и полушубок.
— А меня? — захныкал братишка.
— Про тебя ничего не сказано. Сиди дома!
— Да-а-а-а? — обиделся Серёга и тоже бросился за одеждой.
На улице он никак не мог догнать меня, рассердился ещё сильнее:
— Стой! Стрелять буду!
Партизан не сказал, где находится штаб, но возле дома Тимофеевых стоял часовой с автоматом, и я догадался: командир — там.
Часовой пропустил меня и Серёгу. Мало того, улыбнулся, как самым хорошим знакомым.
В штабе оказалось тесно и шумно: собрались все деревенские ребята. Мне это не понравилось. Если начнут давать медали и карабины, мне может ничего не достаться — прибежал последним. Работая локтями, пробился к столу, к самому командиру. Он оказался не старым. Лицо обветренное, покрытое зимним загаром, на плечах — кожанка, на боку — маузер в деревянной колодке. Можно стрелять с руки, а можно привинтить маузер к колодке, получится штурмовой карабин.
Командир встал, поправил чёрную портупею. Синие его глаза остановились вдруг на мне.
— Ну, что, орёл, не надоело ворон гонять по деревне?
— Надоело… — ответил я машинально.
— Вот и хорошо! Завтра вместе со всеми пойдёшь в школу.
Мы оторопели. Рядом фашисты, идут бои, горят деревни — какие уж тут занятия!
— Школа-то сгорела, — негромко сказал Саша Андреев. — Когда горбовскую комендатуру разбивали…
— Сам был в том бою, — улыбнулся командир. — Знаю. Что ж, будете учиться в пекарне. Хлеб в ней пока что не пекут.
— И учителя нет, — решил не сдаваться Саша.
— Как так нет? А ну, оглянитесь!
Все разом повернулись. У порога стоял партизан в кубанке и шубе до пят. Ярко сверкали очки в золотой оправе. На ремне — парабеллум, правая рука — на косынке из парашютного шёлка.
— Меня зовут Иван Матвеевич, — сказал наш будущий учитель.
— А когда поправится рука, тоже нас учить будете? — бойко спросила Зина.
— Если прикажет командир — буду.
Домой я словно на крыльях летел. Серёга уныло плёлся сзади: в школу его не взяли, сказали, что надо подрасти. Но вскоре и моя радость погасла. Я стал собираться в школу, но не нашёл ничего, кроме сломанной ручки — Серёгина «работа» — и пера № 86. Я чуть не плакал. В дом как раз зашли двое партизан из заслона. Им стало жалко меня, и один вынул из брезентовой сумки гранаты, протянул её мне.
— Бери, сумка крепкая. С ней и пойдёшь на уроки.
— С пустой? — Не выдержав, я всё же заплакал.
Партизаны смутились, завалили меня подарками. У меня оказалось сразу два карандаша: сине-красный и простой с наконечником из гильзы от маузера. Следом явилась на свет из вещевого мешка трофейная книга в кожаном переплёте.