Взревели моторы, и самолёт улетел. Мы выбрались из укрытия, подошли к партизанам.
— Моего ремня мало, надо у командира просить! — в сердцах сказал пулемётчик.
— Молодцы! — похвалил другой партизан. — Троих раненых ещё устроили…
Вскоре мы были дома. В землянке горел огонь, за столом сидели партизаны, пили чай.
Командир хмуро глянул на пулемётчика:
— Проворонил, а? Понесёшь наказание.
У многих партизан были новенькие автоматы. Возле порога штабелем лежали оцинкованные патронные коробки. На столе лежали газеты и журналы. В глаза бросилось название «Правда».
Один из партизан протянул мне и Серёге по апельсину.
— Берите, ребята! С Большой земли прилетели!
И матери дали апельсин, и каждому из партизан. По землянке разлился запах осеннего сада. Мы съели апельсины — с корками.
Ночью мне приснился апельсиновый сон: оранжевые шары висели на ёлках и берёзах; плыло солнце — тоже оранжевый шар.
Я нёс дрова, когда над ёлками раздался рёв самолётного мотора. Бросил дрова и прижался к стволу ёлки. Самолёт шёл так низко, что чуть не задевал макушки деревьев. И я увидел, что на его крыльях не чёрные кресты, а красные звёзды.
— Наши! — закричал я, выбежав из укрытия. — Наши пришли!
Вечером стало слышно, как бьют тяжёлые орудия. Сомнений не оставалось: возвращается Красная Армия.
В нашу землянку пришла встревоженная тётя Паша:
— Партизаны гибнут… Немецкие части вокруг. Около Жерныльского целый обоз разбили, раненых прямо в санях расстреливали…
Наутро загрохотало где-то совсем рядом. Я выбежал на улицу и увидел немецких солдат — в белых штанах и куртках, в белых шлемах и сапогах из кожи и войлока. В руках у солдат были автоматы новой системы: с жестяными прикладами, длинными стволами и плоскими магазинами для патронов.
В руках у офицера была винтовка с оптическим прицелом. Двое немцев волокли фанерные сани, похожие на лёгкую лодку. В них стоял станковый пулемёт, хорошо знакомый мне МГ-42.
Солдаты принялись выгонять людей из жилья. Когда мать и Серёга вышли из землянки, один из солдат, открыв двери, швырнул в землянку гранату. На сборы давали две-три минуты. Мать успела уложить в узел хлеб и какие-то вещи, те, что попались под руку. Из общего хлева выгнали скот.
— И куда это нас погонят? — обратилась к матери одна из женщин.
— Видно, прямо в Германию.
— Ждали своих, а пришли чужие…
— И до Германии наши дойдут, — негромко отозвалась мать.
— Ждали-то сколько, значит, снова ждать.
— Нет разговаривайт! — завопил солдат с забинтованной головой.
Козёл Яков хотел показать характер: бросился к забинтованному, но тот изо всех сил ударил козла сапогом, чуть не сбил с ног.