– Я хочу поговорить с этим мальчиком до того, как вы его изолируете.
Я была уверена, что применение силы обычно только усугубляет ситуацию.
Санитары отпустили мальчика и медленно выпрямились, а он остался лежать на полу, с раскрасневшимся лицом, с пеной у рта, с зажатыми в правой руке ножницами.
Не приближаясь к парню, я сказала:
– Я – доктор Ринсли, и я хочу понять, что происходит. Хочешь спокойно поговорить со мной в отдельном кабинете?
Он внимательно посмотрел на меня и встал. Ростом он был по крайней мере шесть футов с лишним и очень мускулистый; охранники приблизились.
Я протянула руку.
– Дай мне ножницы. Он покачал головой.
– Ты пугаешь людей своими ножницами. Так ты никогда не добьешься, чего хочешь. Отдай их мне, – продолжала я, протягивая руку.
Я прилагала отчаянные усилия, чтобы жестко смотреть на него, моя протянутая рука уже начинала болеть, я вся покрылась потом, представляя себе, как он пронзает мою ладонь. Наконец он поднял руку и опустил ножницы в мою ладонь. Я повернулась и отдала их Линде. Она взяла их, восхищенно глядя на меня.
Потом она и я сели с парнем в отдельной комнате и выслушали его историю. Он сказал, что его товарищ по комнате пытался его отравить. У апельсинового сока был странный вкус, и вперемешку со льдом было подсыпано толченое стекло. Ему надо пойти домой и запереться на чердаке: тогда он бы чувствовал себя в безопасности.
Линда сказала:
– Сегодня ты ляжешь спать в отдельной комнате, а завтра утром я принесу тебе завтрак прямо туда.
Мальчик опустил голову и заплакал.
– Я ненавижу это место. Сидеть тут взаперти с какими-то сумасшедшими!
– Ты понимаешь, что ты их тоже пугаешь? – спросила я.
– Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, – плакал он.
Я сказала:
– Лучший способ заставить их это сделать – самому оставить их в покое. Мы свяжемся с доктором Глейзером и попросим его выписать для тебя какое-нибудь лекарство, чтобы сегодня ты смог спокойно заснуть, а утром тебе надо обо всем этом с ним поговорить.
– Хорошо, – он зашмыгал носом, немного успокоившись. – А они не схватят меня?
Линда сказала:
– Пока ты не будешь пытаться на кого-нибудь напасть, никто тебя не тронет. Но если ты снова начнешь свои выступления, нам придется изолировать тебя, чтобы защитить и тебя, и остальных. Ты понимаешь?
Он кивнул. Я поднялась, и ноги мои еще дрожали после пережитого. Когда я открыла дверь, он сказал:
– Спасибо, доктор. Большое спасибо.
Я вышла, сделала несколько записей в истории болезни моей пациентки и попрощалась с ней.
По дороге домой из машины я позвонила Морри Хелману. Он был хорошим терапевтом, одним из немногих, кто умел по внешним проявлениям судить об эмоциональном состоянии; я хотела сообщить ему, что Ник появился.