— Кейт, оставь меня, не мучай. — глухо проговорил Макс.
— Ну, хорошо, хорошо, — она погладила его по плечу.
— И не надо гладить меня, как ребенка! — закричал он. — Я не сумасшедший! Во всяком случае, не на столько, на сколько тебе хотелось бы!
— Зачем ты так? — Кейт отдернула руку, развернулась, чтобы уйти.
— Извини, — удержал ее Макс. — Я не хотел обидеть.
— Ну что ты!
Она прижалась к нему, вдыхая запах его тела.
— Как мне нравится твой запах! — пробормотала она. — Ну, если не хочешь, не рисуй, я же не заставляю! Просто.
— Ты опять?
— Нет, нет, делай, что хочешь! То есть не делай ничего! В конце концов, мы отлично заработали за последние годы и удачно вложили средства. Ты можешь позволить себе вообще ничего не делать!
— Ну наконец-то моя строгая жена отпускает меня в отпуск! — рассмеялся Макс.
— Не делай из меня узурпатора! — Кейт взъерошила его пшеничного цвета густые волосы. — Как мне нравится эта твоя короткая стрижка! Ты мой любимый ежик! Ты помнишь, что сегодня у нас гости?
— Конечно! Патриция и Генри Ферри, Арни Парриш. И, разумеется, твоя любимая подруга Сандра.
— Точно! Я пойду в оранжерею, срежу цветов. А ты должен проследить, чтобы натянули сетку для тенниса!
— Есть, мой генерал! — улыбнулся Макс. — Но сначала искупаюсь.
— Идет!
Внизу раздался звук клаксона. Кейт выглянула в окно, радостно рассмеялась и помахала рукой.
— Ну вот, Сандра уже приехала!
— Как всегда на два часа раньше!
— Я сама просила ее приехать пораньше! Во-первых, она поможет мне приготовиться к приему, а во-вторых, мы сможем поболтать без посторонних.
— Вот это-то и есть во-первых, — с улыбкой поправил ее муж.
— Пусть будет так!
Она чмокнула его в щеку и убежала. Высокая, худенькая, коротко стриженая брюнетка. Сорокалетняя женщина-подросток. Быстрая, спортивная, деловая. Настоящая американка. Макс спустился следом, прошел гостиную, обставленную в колониальном стиле, вышел на террасу. Сенбернар Лео, дремавший в тени, тут же поднялся, подошел к нему, подставляя лобастую голову.
— Хороший, хороший парень, — ласково потрепал его Макс.
Каждый раз, когда он выходил из дома, оглядывал белоснежный особняк, который принадлежал им с Кейт, шел через обширную лужайку, покрытую безукоризненно ровным ковром газонной травы, отвечал на приветствия садовника Питера или чуть заискивающую улыбку мексиканки Пенелопы, — каждый раз ему казалось, что он живет чужой жизнью. Смутное беспокойство, неловкость, которую испытываешь, одевшись в чужое платье, — это чувство бывало порой так мучительно, что он спешил вернуться в тесное пространство кабинета, — единственное место, где он ощущал себя в безопасности. Была еще роща за домом, которая притягивала его. Впрочем, озеро он тоже любил. Но и до рощи, и до озера нужно было дойти, преодолеть сотню-другую метров, — словно пересечь линию фронта. Пространство, где могут подкараулить всяческие неприятности, например наглые, назойливые папарацци, которые ухитрялись подкараулить знаменитого отшельника чуть не под водой или за кронами деревьев.