— Закажи мне кофе, я прямо из аэропорта!
Он сделал заказ и молчал до тех пор, пока в дверь не постучали. Кейт тоже молчала. Они оба собирались с мыслями, готовясь к бою. Каждый за свое. Он — за ребенка, она — за него.
Официантка вкатила сервировочный столик, и, казалось, церемонии сервировки не будет конца. Чай для мистера Холинера, кофе для миссис Холинер, тарелочки, чашечки, молочники, сахарница. Розеточка для пакетика с чаем и еще особая маленькая тарелочка с крохотными серебряными щипчиками, в челюстях которых хищно зажат тонкий ломтик лимона.
И Макс представил себя таким же ломтиком, зажатым в челюстях Кейт.
Едва официантка, пожелав приятного аппетита, удалилась, Кейт перешла в наступление:
— Ты сбежал из дома, оставил меня на целых два месяца сходить с ума. Я едва не поехала за тобой в этот долбаный. городишко. Как ты мог так поступить со мной?
— Но ты ведь смогла поступить со мной еще хуже, не так ли?
— Ты об этих письмах, будь они неладны? Да я о тебе беспокоилась! О твоем здоровье, душевном покое!
— Разве я просил тебя так обо мне беспокоиться?
— А как нужно было? Когда мне сунули тебя почти мертвого, сбыли с рук на руки, никто не проинструктировал меня, как нужно о тебе заботиться! Двадцать лет я делала это, как могла, и никто не сказал мне спасибо! — злобно выпалила она и громко отхлебнула кофе.
— Ты ждала благодарности? Вера благодарила тебя чуть не в каждом письме.
— Плевать мне на ее благодарности! Что же она сама не поехала за тобой?
Он глубоко вздохнул и выдохнул.
— Кейт! Ты сама знаешь ответы на все вопросы, которые задаешь. И оставь в покое Веру. О мертвых или хорошо, или… Она свою горькую чашу испила до дна. Что касается меня, я благодарен тебе за все, что ты сделала для меня.
— Это следует понимать, как прощание? — перебила она.
— Помолчи хоть минуту! Ты так привыкла говорить за меня, думать за меня, решать за меня, что никак не можешь осознать, что я совсем не тот «овощ», с которым ты возилась двадцать лет назад.
Она вздрогнула, медленно краснея.
— Я слышал ваш разговор с Сандрой, когда вы были в оранжерее.
— Вот оно что… Ты подслушивал! Хорош, нечего сказать!
— Кейт, ты уже не моя мама, оставь эту роль. — Макс устало потер переносицу, тихо продолжил: — Ты спасла мне жизнь, это так. Но ты же и украла у меня мою жизнь, неужели ты этого не понимаешь? Даже твоя подруга заметила тебе, что я не вещь твоя, а живой человек. И ты не находишь, что это было бесчеловечно вот так распоряжаться двумя, даже тремя жизнями — моей, Ве-риной и жизнью нашей с Верой дочери? Из-за тебя я так и не увидел Марту. А ведь будь я рядом с ними, все могло сложиться иначе. Кто дал тебе право на все это?